Олег Зайончковский - Сергеев и городок

Во дворе фермы тем временем начались приготовления. Для бельгийца строили помост, наподобие эшафота, чтобы он мог в нужный момент дотянуться до Красавиной вульвы. Подмостки сколачивали на широкой площадке, словно специально, чтобы все желающие могли поглазеть — предстоявшее таинство превращалось в аттракцион для населения Центральной усадьбы.

В назначенный час вокруг «лобного места» теснилось множество зевак; даже Сергеев с Афанасьевым не сдержали вахты и, побросав вилы, пришли из кормоцеха полюбопытствовать. Картина впечатляла: скотники осаживали народ; перед помостом похаживал плотник Гордеев с топором за поясом; всклокоченный Вась Васич бегал на ферму и обратно, сообщая что-то Пал Палычу, стоявшему недвижно в бурках и каракулевой шапке… Наконец вывели Красаву: она мотала головой, мычала и пыталась лягаться. В толпе зашушукались: «Ишь, дурь играет… Откормила Иуда за совхозный счет…» Как несчастная телка ни пыталась сопротивляться, ее привязали к помосту, рога расчалили веревками — Красаве оставалось только страдальчески косить глазами на бесстыдную публику. Карифа вывела Зина. Сколь ни привычен был бельгиец к общественному вниманию, но публично совокупляться ему раньше не приходилось. Он застеснялся и, быстро-быстро замахав ушами, подался было назад. В толпе засвистели. Зина, сама розовая от смущения, все же уговорила Карика взойти на помост… «Какая дикость! — думал бык. — Устроили из работы цирк..» Но вот его ноздри уловили манящий знакомый аромат: «О-о… Какая, однако, прелесть… какой цветок..» Зина подвела Карифа, стараясь сама не глядеть на Красавин срам… И тут, неожиданно для окружающих, фон Циринаппель коротко взревел и, оттолкнув девушку, взгромоздился на беззащитную Красаву. «Ай да Цирипопик! — пронеслось между восхищенными зрителями. — Сам, без уговоров!..» Из телочьего горла вырвался продолжительный стон — Фламандия торжествовала! Однако… о ужас! Гордеевский помост внезапно затрещал, зашатался и обвалился на глазах остолбеневшего народа… Кариф рухнул и, барахтаясь в обломках досок, кричал, пытаясь встать на ноги… Красава, оборвав путы, побежала; по ногам ее текла кровь… Зина рыдала, закрыв лицо руками…

Катастрофа была в том, что, падая, Циринаппель сломал себе член. Производитель, стоивший в валюте больше, чем весь наш несчастный совхоз, сделался ни на что не пригоден. Такой беды в «Смычке» не случалось со дня ее основания. Всякое бывало: растраты, неурожаи… трактора топили в пруду по пьяни… однажды смерч повалил несколько сараев и «Доску почета» — но подобного никто не мог припомнить. Ну пусть бы ногу себе сломал, пусть бы две, так нет же… такое уж, видно, наше везенье. Народ судачил, пытаясь отыскать исторические примеры, но ничего не выходило. Один только случай и вспомнили — это когда ветеринар Кукушкин, напившись, вышел во двор поссать, да упал и заснул, а конец-то в штаны не убрал и отморозил.

Тришкин запил, в правлении не показывался; все ждали, что его вот-вот снимут, и гадали, кого назначат на его место. Гордеев стал героем — его жалели, везде угощали вином и сочувственно наставляли, как вести себя в тюрьме. Старики утешали: «Не горюй, Генка, везде русские люди живут. Матвеич, дык, на зоне грамоту выучил…» Генка встряхивал чубатой головой: «А, ништо мне! Хорошие плотники везде нужны». Но время шло, а никого не снимали и не арестовывали. Исстрадавшийся Пал Палыч решил сдаваться сам… Придя в правление, он закрылся в своем кабинете и долго сидел, собираясь с духом; тщетно пытался он найти слова самооправдания: неотвратимый конец карьеры виделся ему в ужасных подробностях. «Будь что будет!» — решил он наконец и в гибельном кураже потянулся к телефону.

Звонил он в райком, заму по сельскому хозяйству Яровому. Голос его дрожал:

— Сан Саныч, это Тришкин…

— А… здорово, Палыч! — узнал Яровой. — Ты куда это пропал, почему не был на конференции? Запил, что ли? Смотри, на ковер пойдешь…

— Я… нет… — залепетал Тришкин. — Сан Саныч, у меня бык..

— Не слышу… какой бык? Чего ты там блеешь?!

— Бык импортный… ну этот, производитель, чтоб ему… упал и хуй себе сломал… Я не виноват, Сан Саныч, — они недомерка нам подсунули!

— Что сломал?.. — несколько секунд до Ярового доходило, после чего трубка разразилась скрежетом: Сан Саныч хохотал.

— Ну уморил! Ну Тришкин!.. Всем расскажу… — немного успокоившись, он хитро спросил: — А что, Палыч, небось, уже сухари насушил? Ладно, не трусь… Я вам всем говорю: ездить надо на конференции — тогда бы знали, мудаки, текущий момент… Эти быки у всех уже сдохли, а у тебя только хуй сломал… ха-ха, ну, не могу!.. С быками, брат, покончено, теперь у нас на свиноводство упор, понял? То-то… Ну давай там, пей рассол и ко мне: получишь инструкции и письмо ЦК.