задирались. К сожалению, я ничего не видел из-за голов тех, кто столпился у самой
сцены. Поэтому пришлось взять Иру за руку, и тащить ее к озеру.
— Гляди, — у сельской повозки, на которой сидел с кувшином в руках карикатурный
крестьянин из театра Эминеску, — белое вино как пенится…
Белое вино мы оба любили. Поэтому я не рассердился, как обычно, когда Ира меня
отвлекала, а потащил ее уже к повозке. Через пятнадцать минут мы, бережно охраняя с
двух сторон глиняный кувшинчик, купленный Ирой с самого утра, и наполненный
вином сейчас, продолжили пробиваться к озеру.
— На ярмарке вина собралось тридцать тысяч человек, — торжественно объявил
диктор, — напоминаем программу…
Я немного вспотел, и руки у меня болели. К счастью, было пасмурно. Ира глядела то на
меня, то на кувшин, и улыбалась. Мы были знакомы всего полгода.
— Ну, ловим момент, — сказала она утром, расчесывая свои спутавшиеся длинные
волосы, и объяснила. — Лучшие стороны друг друга мы уже узнали, худшие узнаем
позже. Так что пять-шесть месяцев исключительного рая у нас есть.
Концентрированный рай. В общем, Ира оказалась права. И в самый разгар этого рая
мы с ней отправились к ВДНХ, на озеро, на ярмарку вина. Что такое ярмарка, спросил
я Иру, крепко держа ее в троллейбусе за руку, и есть ли у нее какие-то ассоциации с
этим?
— Солнце, арбузы, пыль, грузовые машины, огромные, если поглядишь на них
снизу, люди в кузовах, персики, пчелы, — смешно затараторила она, — яблоки, крики,
запах мяса, полосатый, как пчелы, зонт над торговкой семечками…
Она все говорила, и выглядела так смешно, как по-настоящему смешно может
выглядеть только красивый человек. Она и в самом деле была красивой. Еще у нее был
серый вязаный плащ, на который часто ревниво глядели женщины. На меня, к
сожалению, они так не смотрели. Я сказал об этом Ире, а она потрепала мои волосы, и
сказала, чтобы я не говорил глупости. Потом вы вывалились из троллейбуса как
требуха из раны, и попали на ярмарку. И вот, сумели пробиться через толпы народу к
самому озеру, и найти небольшой пенек, на который можно было поставить кувшин с
вином. Так мы и сделали, а потом Ира начала смеяться.
— Мы забыли стаканы, — сказала она.
Пришлось пить из кувшина. В принципе, мне понравилось. Жалко было только, что
вина мы купили немного. Придется пробиваться обратно, чтобы взять еще. На дорожки
у озера высыпали клоуны в молдавских национальных костюмах, и, — удача! — человек с
тележкой, на которой позвякивали стеклянные графины.
— Возьми еще вина, — сказала Ира, — скорей, а то уйдет сейчас. Только возьми
белого!
Я показал ей язык, догнал торговца и купил у него вина. Потом вернулся к Ире. К
счастью, она была одна.
— К счастью, — поставил я рядом с кувшином графин, — ты одна, и никто не успел
занять мое место.
Ира улыбнулась. Невысокая, красивая, сочная, как яблоко, с широкими бедрами и
небольшой, идеальной формы грудью, она обожала секс, и не вылезала из моих
постели и мыслей.
— А что для тебя ярмарка? — она отпила вина, и дала мне попить прямо изо рта.
— Хемингуэй и Селлинджер, — я продолжил пить прямо из графина, — леденцы на
палочках, карусели, дешевая сахарная вата, пчелы и осы, конечно, россыпи слив, сизых
и желтых, стрельба по бумажным мишеням в передвижном тире, карусель, освещенная
ночью лампочками, еще раз Селлинджер и Хемингуэй, фиеста, Испания, быки на
улицах. Белое вино. Дешевое белое вино и тушеная рыба. Овощи и уксус. Много
белого вина…
— Дешевого белого вина, — передразнила меня Ира, и снова поцеловала, — очень
дешевого…
Мы, никого не стесняясь, целовались взасос. Но все были уже достаточно пьяны лишь
для того, чтобы одобрительно что-то выкрикивать.
— Да здравствует любовь! — крикнул кто-то из толпы. — Да здравствует вино!
Мы с Ирой смущенно рассмеялись. Она спрятала лицо у меня в воротнике пальто, -
довольно модное, я перешил его из отцовской дубленки, — и я подумал, что ярмарка это,
прежде всего, любовь.
Ансамбль "Жок" заплясал так бурно, что шум со сцены донесся даже до нас. Казалось,
что воздух из-за дыма и вина, которое выдыхали тридцать тысяч человек, стал таким
густым, что сдвигает с места даже памятники. Только я хотел это сказать Ире, как
увидел, что на самом верху памятника комсомольцам-подпольщикам, -
десятиметровых бронзовых парне и девушке, взявшихся за руки, — сидит человек. Я
Читать дальше