Владимир Лорченков: Букварь

остаться там навсегда, и бороться за справедливость. Звучит смешно, но обычно все

перестают улыбаться, когда узнают, что это стоило нам жизней.

— Ыйбен, — сказал я Иону и Лучии, когда мы сидели под большой ивой в самом

центре этого заброшенного парка, — это средневековое ополчение в Корее. Его созывали

для отражения иноземных захватчиков. Такому феномену как Ыйбен — вот уже десять

веков!

Лучия посмотрела на меня восторженно, а Ион даже не поднял головы от винтовки,

которую чистил. Он младше меня на два года, и верит каждому моему слову. Ему не

было нужды меня слушать, а мне не было нужды его в чем-то убеждать: Ион не

задумываясь делал все, что я говорил. С Лучией было немного сложнее. Она, в отличие

от Иона, окончила институт, факультет политологии, если точнее, и кое-что понимала в

этих делах. Ну, я говорю о политике. К счастью, скучные лекции и нудные лекторы не

выбили из ее головы романтику революции. Лучия, безусловно, ум нее меня, но пока

она тоже делает все, что я говорю. Ведь мы влюблены совсем недавно, и сила ее любви

еще слишком велика для того, чтобы задавать какие бы то ни было вопросы.

— Хорошо бы, — мечтательно сказал я; мы лежали под деревом, прогуливая работу, -

создать большой отряд, как у Штефана Великого. А? И назвать его "Лучники

Штефана", а?

— И что потом? — с угрюмым любопытством спросил Ион, лежавший чуть поодаль.

— Ну, сделать что-нибудь для страны. Например, убить Смирнова!

В общем, первую и вторую часть плана мы осуществили. Во-первых, ушли в парк (за

неимением леса) с оружием. Устроили для себя как будто сборы. Учились стрелять,

жили в шалаше, много читали и спорили. Во-вторых, дали себе название. Правда, не

"Лучники Штефана", а Ыйбен. Мне это название показалось куда романтичнее

"лучников". Со Смирновым тоже возникли проблемы.

— Понимаешь, — объяснил мне приятель, из национал-марксистов, — роль личности

в истории не очень велика. — Ликвидировав Смирнова, вы покроете себя славой

национальных героев, но…

— Но? — спросил я.

— Но ничего не добьетесь. Найдется кто-нибудь другой.

— Убьем и другого.

— Бесполезно. Рано или поздно вас поймают, и посадят в тюрьму. Как Илашку.

Сравнение было некорректным. Илашку герой. А мы только новички. Тем не менее,

пострадать за правду, как Илашку, представлялось для нас заманчивой перспективой.

— Так когда мы съездим в Тирасполь и пристрелим Смирнова? — спросил меня Ион.

— Я еще не решил, сделаем ли мы это, — ответил я, — но мы непременно что-то

сделаем.

— Давай быстрее, — хмурится ион, — мне 21 год, и я устал играть в бойскаута.

Ион очень нетерпелив. К тому же, он ревнует меня к Лучии. Она его тоже

недолюбливает: считает и не без оснований, недалеким парнем.

— В детстве, — задумчиво сказала мне она вечером, когда мы сидели у костра, — в

1992 году, я пережила сильное потрясение. Когда началась война с Приднестровьем, я

схватило папино охотничье ружье, и стала стрелять в окна. Мне казалось, что на наш

дом наступают сепаратисты…

Стоит ли говорить, что на их дом никто не наступал, потому что они жили в Кишиневе,

а война так и не покинула пределов Приднестровья? Так или иначе, но я растроган, и

прижимаю ее к себе. Мы шепчемся еще о чем-то у костра, и потом целуемся, долго и

нежно. Костер догорает, и мы идем в палатку.

К середине лета о нас даже написали в газете "Флукс". "Своеобразный эксперимент

подготовки молодежи к защите страны", "Спартанские традиции воспитания

молодежи", "С таких мини-лагерей начинается будущее Молдавии". Ну, и еще

несколько громких фраз. Еще к нам приезжали представители оппозиционной партии

либералов. Они взяли с нас обещание на следующий год открыть такой лагерь для

членов молодежного крыла этой партии. Это ценный опыт, говорят они.

— На следующий год, — мрачно роняет Ион, — нас уже не может быть в живых.

— Да бросьте вы, — смеются либералы, — бросьте…

Действительно, в наши планы не верит никто. Все просто представляют нас

романтиками, бойскаутами от политики. Иона это бесит.

— Когда мы возьмемся за дело? — спрашивает он меня.

Я жду. Народное корейское ополчение Ыйбен первые два года не воевало. Они просто

сидели в лесах, и их становилось все больше. Нас тоже прирастает: на полянке уже

двенадцать палаток, в которых живут шестьдесят юношей и девушек. Мы все

собираемся стать воинами. Полиция нам не мешает: наш президент рассорился,