Фред Бодсворт - Чужак с острова Барра

В тот же день, чуть попозже, Кэнайна и ее новая подружка Элен Чичикан отправились гулять по поселку. Полуденное солнце пригревало, тропинки совсем расползлись от слякоти. Элен сказала ей, что почти все индейские семьи из Кэйп-Кри провели зиму в лесах, охотились на бобров. У каждого семейства был свой собственный, переходивший от поколения к поколению участок. Некоторые уходили в глубь лесов миль на двести, и, чтобы добраться назад, нужно две недели идти на лыжах. Но половина семей уже проделала этот долгий путь и с добытыми шкурами вернулась сюда, в летний лагерь на берегу. Теперь, сказала Элен, они готовятся к весенней охоте на гусей. Как только с юга вернутся первые стаи н и с к у к, крупных серых канадских гусей, все вновь двинутся в глубь страны. Правда, для охоты на гусей, объяснила она, им не придется идти так далеко, как зимой, когда надо ставить ловушки, потому что край озер и болот, начинавшийся в десяти милях от поселка и кончавшийся в пятидесяти — одно из наилучших мест для охоты на гусей на всем побережье залива Джемса. Кэнайна внимательно слушала; она давным-давно позабыла обычаи и порядки мускек-оваков.

Церковь и дом миссионера находились в самом центре индейского поселка. Кэнайна заметила, однако, что строения Компании Гудзонова залива стоят в отдалении от рваных индейских вигвамов. Девочки пошли туда, и Элен показала Кэнайне лавку, где принимают в обмен меха. Потом Элен повела ее к дому, где живет начальник почтовой конторы с женой, и, глядя на этот дом, Кэнайна почувствовала щемящую тоску. Дом был большой и чистый, недавно выкрашенный в белый цвет и окруженный нарядной белой оградой. Тщательно очищенные от снега дощатые мостки вели к дверям. По фасаду шла просторная веранда, а на многочисленных окнах висели белоснежные занавески. На бревенчатой башенке рядом с домом, подгоняемые бризом, вертелись крылья большого ветряка; сестра, сопровождавшая Кэнайну, еще в Мусони показала ей такие же ветряки и объяснила, что в местах, куда не доходят линии электропередачи от больших городов на юге страны, ветряки производят электричество для освещения и подачи воды.

— Это Рамзеи, — сказала Элен. — Хорошие люди. Его зовут Берт Рамзеи, а ее Джоан, но все называют их — мистер и миссис Рамзеи. Говорят, в их доме все очень красивое, там много всяких вещей, но индейских ребят никогда не пускают туда, не разрешают входить за ограду - это очень строгое правило, и что там в доме — полная тайна.

Для Кэнайны это вовсе не было тайной. Она знала, что там должно быть. Полы устланы толстыми разноцветными коврами, глубокие мягкие кресла, диван и электрические лампы, которые можно включать и выключать, ванная комната с блестящими кранами, с горячей и холодной водой и большой белой ванной, картины на стенах, кровати с белоснежными простынями. Ежели у Рамзеев есть или когда-нибудь были дети, то, может, у них есть и детские книжки, которые Кэнайна легко могла бы читать сама. И Кэнайна подумала, что, если бы у нее были книжки, жить в хибаре, где едят на полу, не так уж плохо. Она знала, что за этими белыми занавесками расположился крошечный форпост иного мира, того мира, который нравился ей и который она привыкла считать своим. Теперь, казалось, она была окончательно отрезана от него. Она смотрела на дом Рамзеев, и глаза ее наполнялись слезами, боль сдавила горло, она задыхалась. Потом они пошли назад, в индейский поселок, и Кэнайна узнала свою хибарку на берегу реки. Над трубой вился серый дым, и рваные клочья парусины хлопали на свежем ветру, дувшем со стороны залива Джемса.

Зиме, казалось, не будет конца, и в котлах мускек-оваков редко водилось мясо. Трижды в день усаживалась Кэнайна с родителями на полу своей хибарки за очередную трапезу, но все угощение почти всегда состояло из одних лепешек, мяса и чая, а часто случалось по два-три дня кряду сидеть без мяса, обходясь одними лепешками и мутноватым, забеленным мукой чаем, который Кэнайна возненавидела.

В эту зиму бобров было мало, и шкурок, которые Джо Биверскин принес для обмена в лавку Компании Гудзонова залива, едва хватило, чтобы расплатиться за продукты, взятые осенью вперед на зимний сезон. Крошечный остаток кредита поглощали предметы первой необходимости: мука, сало, чай, порох и дробь. Мясо, основную пищу, приходилось добывать самим, тут в ход шло ружье Джо Биверскина, и рыболовные снасти, и кроличьи силки, за которыми присматривала хозяйка.