Грэм Грин - Человек внутри

Он снова и снова повторял себе, что ей ничего не угрожает, что Карлион позаботится об этом, но не мог прогнать мыслей о Джо и Хейке. Завтра или послезавтра… Если бы он отправился сегодня ночью, он мог бы вовремя предупредить ее и они могли бы вместе убежать.

Правда, если это не ловушка. Возможно, уже теперь Гарри, Джо, Хейк, Карлион и остальные готовятся встретить его на холмах.

И все же, как хорошо, как славно было бы спуститься вниз с холма на рассвете, может, подождать первого облачка дыма, которое покажет, что она встала, постучать в дверь и увидеть свет узнавания в ее глазах.

«Она должна мне обрадоваться, я это заслужил, ведь я сделал все, как она хотела». В сказках своего детства он воображал, как карабкается на стеклянную гору, где его ждет Гретель. «А затем, — подумал он, — я помогу приготовить ей завтрак, и мы посидим вместе у камина. Я ей все расскажу». Его мгновенное радостное настроение умерло, и осталась холодная правда, опасность, поджидающая его и ее, и, кроме того, уверенность, что она примет его как не слишком желанного гостя. «Ни я, ни кто-то другой никогда не будет близок ей». Что толку рисковать своей жизнью — может быть, жалкой, низменной, но для него — бесконечно драгоценной, — и все ради чего? Доброго слова? Ему не нужны добрые слова. Пусть ей причинят небольшую боль. Он страдал. Почему кто-то не должен страдать? Это ведь общий жребий. Карлион проследит, чтобы они не зашли слишком далеко.

Его пальцы сжимались в замешательстве, и он ощутил в руке записку Люси. Здесь был некто, кто даст ему больше, чем доброе слово, и при этом абсолютно никакой ответственности. Его рассудок приказывал ему идти к ней, протестовали только сердце да этот чертов абстрактный критик, объединившийся на время с ним. Я буду с ней сегодня ночью в безопасности, думал он, а завтра Карлион и другие уйдут за холмы, и дорога в Лондон будет свободна. К тому же, если он теперь пойдет к Элизабет, у него не будет денег для их побега. Ты не должен зависеть от ее денег, добавил рассудок, внося в его рассуждения оттенок благородства. Это решило дело. Даже честь восставала против такого рискованного шага.

Он прошел по темному коридору и вверх по лестнице медленно и неохотно, все еще немного сомневаясь. В одной из комнат, которые оказались теперь перед ним, спал сэр Генри Мерриман. Был даже некий риск, как он теперь понимал, в таком развитии событий, риск оказаться на мели, без денег, в этом опасном Сассексе. Он узнал комнату Люси, осторожно повернул ручку и вошел. Он все еще, как пропуск, держал в руке записку.

— Я здесь, — сказал он. Он не видел ее, но рукой натолкнулся на изножие кровати.

В темноте раздался легкий вздох, зевок и сонный шепот:

— Как ты поздно.

Его рука ощупывала кровать, пока он не добрался до прохладной простыни, под которой он почувствовал ее тело. Он отдернул руку, как от огня. Записка упала на пол. О, если б он мог сразу поддаться голосу своего сердца, а не тела, если бы мог уйти сейчас, пока не поздно! Три часа ходу под луной, и он снова дома.

— Где ты? — спросила она. — Я не вижу в темноте! Иди сюда.

— Я только пришел сказать, — начал он и заколебался. Его сердце, хранившее образ Элизабет, которая встретила Карлиона, поднеся к губам его чашку, исполнилось храбрости и заговорило, но плоть оборвала его, так как руки все еще хранили ощущение тепла тела Люси.

— Что, ты опять уходишь? — спросила она. — Дурак.

Он почувствовал, как его естество поднимается от ее шепота.

— Когда у тебя еще будет такой шанс? — прошептала она с видом непритворной беззаботности. — Ты знаешь, что упускаешь?

Он попятился от кровати.

— Какая ты вульгарная, — сказал он. Его рука нащупывала за спиной ручку двери, но не могла найти.

— Тебе очень понравится, — ответила она. Она, казалось, не спорила, а скорее мягко и бесстрастно советовала для его же пользы. Ее спокойствие одновременно и раздражало и привлекало его. «Я бы хотел заставить ее завизжать», — подумал он.

— В конце концов, до того, как ты уйдешь, — сказала она, — зажги свет и посмотри, что ты теряешь. Протяни руку.

Он нехотя повиновался. Он почувствовал, как их пальцы встретились.

— Как символично, — засмеялась она. — Вот кремень и сталь. Теперь зажги свет. Свеча здесь. — И она повела его к столику у кровати.

— Я не хочу, — сказал он.

— Ты боишься? — спросила она с любопытством. — Ты стал таким целомудренным с прошлой ночи. Ты что, влюбился?

— Нет, — ответил он скорее себе, чем ей.