Туве Янссон - Честный обман

— Удивляюсь я вам, фрёкен Клинг, — заметила Анна. — Стоит ли тревожиться из-за таких вещей? Если уж люди измысливают что-нибудь хорошее, стараются помочь ближнему, порадовать его, то все, наверно, так и есть, без обмана… Кстати, что там с мадерой? Или это у вас портвейн? Достаньте лучше папины бокалы, они на верхней полке, справа. И не перебивайте меня, я хочу кое-что сказать.

Анна нетерпеливо ждала. Когда бокалы были наполнены, она поспешно и чуть ли не сердито объявила, что, поскольку верхний этаж пустует, лучше всего будет, если там поселятся Катри и Матс. Начисто забыв про тост, она вышла из-за стола и пожелала брату с сестрой приятного вечера, мол, дальнейшие словопрения и до завтра подождут, и еще: пусть Матс обязательно закроет вьюшку, когда дрова как следует прогорят.

У себя в комнате Анна вдруг всполошилась; дрожа как осиновый лист, стояла она в ожидании возле двери, но Катри не пришла. А должна бы прийти. В конце концов Анна залезла под одеяло, спряталась от своего бесповоротного решения развязаться с одиночеством. Было чересчур жарко. Тишина затягивалась. Анна отбросила одеяло и опрометью выбежала в коридор; гостиная была пуста, в передней она с непривычки налетела на собаку, второпях извинилась, а секунду спустя уже была на улице, в снегу. Дверь за спиной хлопала от ветра. Несколько шагов к лесу — навстречу Анне дохнуло холодом, и она, точно услыхав мягкое предостережение, остановилась. Катри неподвижно стояла у кухонного окна. Анна опять вошла в дом, дверь со стуком закрылась, и долгое время было тихо. А потом Анна крикнула, громко и очень сердито:

— Фрёкен Клинг, ваш пес линяет, кругом шерсть. Надо его вычесать!

Катри дождалась, пока Анна уйдет, вздохнула полной грудью, глубоко-глубоко, и опять взялась за мытье посуды.

С переездом все оказалось проще простого: погрузили в лильеберговский фургон парочку картонок, два чемодана, столик да книжную полку — и дело в шляпе.

— О чем разговор! — засмеялся Лильеберг. — Тут ведь ехать-то всего ничего. Да-а, не в каждой деревне свой транспорт имеется!

Приятно было слышать его смех. Накануне Катри до блеска отмыла комнатенку над лавкой, с остервенением терла стены и пол, чисто по-женски вымещая на них свою лютую злость. Она оттирала шушуканья соседей про зависть и жалкие выгоды, оттирала черные мысли давних ночей и больше всего драила порог, то место, где обычно топтался лавочник, придя по какому-нибудь делу, топтался в алчной настороженности, ожидая некоего знака, который либо велит ему по-прежнему ненавидеть, либо раздует огонек его нежной страсти. Теперь комната была стерильна, как больничная палата, и пуста, как заливаемый волнами скалистый островок. Лильеберг подхватил чемоданы, закинул в фургон.

— Ну, лезь в машину, ведьмочка, — сказал он. — Повезем Золушку во дворец!

Когда он завел мотор, лавочник крикнул:

— Привет Эмелинше! Скажите ей, я получил крольчатину! Парная, намеднишнего убоя! В самый раз для нее…

Деревенская ребятня, с визгом швыряя снежки, припустила вдогонку за машиной.

— Так оно и должно быть, — улыбнулся Лильеберг. — Непременно шум подымается, ежели кто чего-нибудь в этом мире достигнет.

Анна позвонила Сильвии, подруге детства, которая жила в городке, — о ком же еще она могла подумать в этакой спешке?

— Давненько тебя не было слышно, — произнес звучный голос Сильвии. — Как ты там, в своих лесных дебрях?

— Хорошо, все хорошо… — У Анны перехватило дух, ведь они могли приехать в любую минуту, и она кое-как, торопливо, через пятое на десятое, рассказала подруге о том, что произошло, о Катри, о Матсе, о собаке… — Все теперь будет по-другому, все-все…

— Ты что, пустила в дом жильцов? — спросила Сильвия. — Но тебе же это ни к чему. Ну, я имею в виду, как человеку обеспеченному, а? Кстати, есть у тебя что-нибудь новенькое? Новая сказочка?

Анна всегда очень дорожила тем, что Сильвия проявляет интерес к ее работе, но сейчас пробурчала только, что никогда не работает зимой и пора бы Сильвии это знать, и, продолжая взахлеб рассказывать про Катри, пыталась разглядеть в окно проселок.

— Господи Боже мой, — вставила Сильвия, когда Анна на миг умолкла. — Что-то голос у тебя очень экспансивный. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да-да, конечно…

Подруга принялась живописать Анне всякие переделки, предпринятые ею в квартире, рассказала, что теперь у нее каждую среду собираются друзья, обсуждают проблемы культуры; Анна тоже непременно должна участвовать в этих «средах», заодно и в гости наконец заедет, что хорошего сиднем-то сидеть, право слово, уж кому-кому, а ей, Сильвии, это давным-давно известно, с тех пор как овдовела. Одной никак нельзя, чересчур много мыслей в голову лезет…