Владимир Маканин - Андеграунд, или Герой нашего времени

— Да.

— Вы молодой. У вас еще появятся друзья! — пообещал ему я.

Это не факт. А все же большие деньги и в эту сторону дадут себя знать. (Рано или поздно.)

— Рано или поздно, Алексей, друзья появятся. Много друзей. И в следующий пиковый раз вам не придется дарить бомжу...

Посмеялись.

Я понимал: Ловянникова грело, что квартира не достанется Серому — тому двуногому хищнику, кто здесь, на этажах дирижировал злобой и ночными нападениями. Тому, кто убил (а сам затаился) неповинного дога. Лишь бы не ему, не им! Уступи сейчас Ловянников, квартира тут же отойдет к Серому, это дважды два — у них все на мази! Бумаги соответствующие жэк подготовил, и сам комендант общаги уже причастен, куплен.

— Но будьте и вы начеку, Петрович. Серый и есть серый... — предупредил Ловянников. Не думайте, мол, что он так вдруг отступится...

Я и не думал. Затаившееся зло на этажах могло теперь подстерегать и меня.

А все же квартира — это стечение обстоятельств, а не случайная благость с прохудившихся на миг небес. Случайная, это верно, но как-никак доставшаяся многолетнему и честному стражу, разве нет? Не Ловянников дал квартиру. Не он дал, если мне ее дали в зачет. Не так уж в конце концов и много дали, обычная, однокомнатная, давно просилась .

Ловянников продолжал пояснять: если бы он с этой квартирой упорствовал, они (Серый и компания) стали бы искать его слабину, уязвимое место. Они бы кляузничали, звонили в мэрию, в БТИ. Что им клевета или прямой шантаж! Ведь убили же Марса. Они бы непременно дошли до шантажа касательно других его квартир — дай им время, и туда перекинется их завистливый огонь.

— ... Обещайте, Петрович, что ни за какие деньги, никогда не отдадите им эту квартиру.

Я обещал. Это просто. (Я любил эту однокомнатную. Ни серым, ни черным не продам.) Но в другой просьбе я не пошел Ловянникову навстречу, хотя просьба не была сложной. (Но, видно, задела, коснулась своевольной жизни моего «я».)

Ловянников всего-то и спросил (попросил меня), может ли он изредка — иногда! — навещать меня по вечерам и смотреть на вот это изображение Марса на стене. Посидим, посудачим о поколениях. Конечно, он придет с коробкой чая или с бутылкой, это ясно.

А я сказал — нет.

Условие, сказал я ему, необременительное, ничего особенного, но на меня оно будет давить (на мое «я»). Я не хотел и в малости зависеть.

Я и себе не смог бы объяснить это толком — возможно, я не знал, как я буду общаться с богатым . Возможно, что-то еще. (Мое «я» инстинктивно забило тревогу.) Зря или не зря, но уж так я чувствую и так живу жизнь. И даже моя квартира, вот эта, приватизированная, однокомнатная, с рисованным изображением пса на стене, будет ощущаться не вполне моей , пока будет тянуться обусловленная полудружба.

— Нет, Алексей. Не смогу. Извини... Я отдельно устроен. Хочешь, забери квартиру назад.

— Ну что вы! что вы!

— А что такого? — передаришь другому.

Ловянников покачал головой — нет.

Он сглотнул ком: я увидел, как перекатилось адамово яблоко. (Я даже услышал.) Одиноко господину Ловянникову. Одиноко ему и хочется общения: хочется пса своего помнить.

Стало быть, и богатых наших общажные коридоры греют вслед. Это неплохо. В XXI веке деньги помогут им и от одиночества. А до века уже рукой подать...

Ловянников перемолчал. Но вот он ожил, улыбка мелькнула. Точка! Он сказал — ладно, Петрович, точка, живите здесь, как хотите. Квартира ваша и жизнь ваша. А его, Ловянникова, просьба ко мне становится теперь совсем малой — не убирать пса со стены. Всего лишь! При ремонте этот кусок стены, по возможности, не трогать — Ловянникову будет достаточно знать, что рисунок сохранился. Ему будет тепло при мысли, что в квартирке проживает старый Петрович и что рисунок на стене, Марс смотрит.

Разумеется, я сказал — да. Алексей Ловянников был мне симпатичен. Современный бизнесмен, он в разговорах ничуть не давил, не пережимал, легок и одновременно тверд. Зато удивлял; общаясь с ним, я впервые почувствовал некую поэзию бизнеса — а заодно и саму проблему больших денег, как дела глубоко индивидуального, как талант. Именно он, Ловянников, объяснил мне, что нарастить деньги на ровном месте (своим умом, интеллектом) столь же трудно, как растить свой обнаружившийся талант и свое «я». Он не окал, как волжский купец. Он не рядился и не заигрывал — он прямо претендовал на новый век. Интеллигентен. Смел. Герой Вашего времени. Очень скоро, легализовав себя, он напрочь исчез из общаги. Говорили, что видели его на телевизионном экране в пестром собрании московских деловых людей.