Владимир Маканин - Андеграунд, или Герой нашего времени

— А главное, Петрович, будьте осторожнее. Теперь ведь все по-иному: прекрасное, но смутное время!

Ловянников ничуть не серьезничал, не нагнетал, но важную паузу выдержал. И метнул пряник. Марс поймал.

— Постараюсь, — пообещал я.

— Квартирка неплохая. Аппетитная.

— Да.

Я сказал — что, если я выйду на них и попробую их слегка осадить?

Он засмеялся:

— Да они вас прибьют!.. Поймите, я действительно о вас радею. Вы мне симпатичны. Мне совершенно неинтересно, чтобы седой нищий литератор с хрипатым голосом (я...), с которым приятно побеседовать за чаем, валялся на черном ходу с пробитой головой.

— Ну уж! — сказал я.

— Не «ну уж» — а точно. Никаких контактов с ними.

— Да почему?

Он развел руками:

— Такие люди. Такое время. Вот увидите: к моему возвращению они сделают второй шаг...

И точно, едва Ловянников вернулся, те, что его выживали, этот шаг сделали: убрали Марса.

Оказалось несложно — Ловянников с псом на обычную вечернюю прогулку спускались вниз лифтом: они вошли в кабину, как всегда, на пятом этаже. А на четвертом лифт остановился по вызову и вошли еще два мужика, довольно молодые, смеющиеся — один из них тут же нажал кнопку: третий . После чего эти двое играючи — оба в потертых кожаных перчатках — затолкнули Марсу в глотку, прямо-таки забросили туда белые шарики. Зажали пасть, чтобы не выплюнул. Все заняло секунды. Лифт открылся, и на третьем оба вышли. Сбежали не спеша вниз. Обомлевший Ловянников остался в лифте с псом, уже исходившим пеной.

Ловянников взял тяжелого дога на руки. Шатаясь, кое-как поднял, вынес из лифта — пытался нести, помочь, а пес уже кончался и только крутил по сторонам мордой, искал рядом. Что пес искал?.. Ловянников сказал, что пес его искал, не хотел умирать, пока не поймал взгляд хозяина. Остановился глазами на Ловянникове, тогда они и погасли.

А следом вновь слух, прошедший, как прокатившийся по этажам, что Ловянников не просто богат — пять квартир в Москве, квартирный бизнес! Помимо той, что на Новом Арбате, и помимо этой (в общаге), имелись еще четыре большие квартиры и тоже в центре города. Отремонтировав, господин Ловянников теперь их замечательно меблировал, чтобы сдавать фирмачам-иностранцам. Этажи загудели злостью. Имея несколько квартир, молодой человек, стало быть, держал при себе (придерживал) еще и скромные общажные кв метры, чтобы в удобный час продать их на сторону. Но ведь излишки метров могли бы получить стесненные семейные люди! — типичный ход общежитской мысли. Даже в моей бомжовой душе шевельнулось чувство по природе своей несомненно общажное: чувство справедливого дележа. (А не хотелось, помню, себе в этом чувстве признаваться!)

Рядом с болезненной злобой слуха (злобой факта) даже гибель красавца дога на глазах, на руках хозяина не шла в сравнение, хотя тоже боль и тоже удар. Ловянников, глотая слезы, похоронил пса. Я помог. Ночью (не вызвать бы чьих возражений) Ловянников сам, своими руками закопал Марса в нашем сквере, под высоким тополем. Это в десяти шагах от скамейки, где кавказец забрал у меня мелкие деньги и поплатился жизнью. Красивое место: деревья там расходятся створом — открывается вид. И тихо. И ровный шум деревьев, что шевелят верхушками даже в безветрии.

Облизывать богатого , снимать, сдувать с него пылинки и за это, время от времени, что-то кругленькое (капающие капли) с него иметь — или же напротив: отодвинуться, уйти в сторону и его презирать. Вот два известных оттенка. Но по общажному российскому обыкновению богатого облизывали и одновременно его презирали. (Суровый подтекст.) Ничего иного они (мы) пока что не умели.

С этой метафизикой коллективного отторжения Алексей Ловянников был незнаком: они все вместе присматривали, пасли, стерегли маленькую его квартирку. В том и их суть, что они умели все вместе остро чувствовать, что квартирка висит и что, если тянуть ниточку посильнее, Ловянников, глядишь, не удержит. Обычная, однокомнатная, зачем ему она?! (Благ в мире мало. Хватит, мол, ему и четырех лишних квартир, не обязательно пять.) Все вместе они и изгоняли его. А кто-то из них, разумеется, целил конкретно. Серый. Кто-то же вызнал из общемосковского компьютера — вызнал и тотчас разнес по этажам, разболтал эти его пять собственных (уже приватизированных) квартир.

За чаем Ловянников уже не говорил мне ни про какую деловую поездку в дальние города: прямо сказал, что он лично следит за ремонтом, а также за меблировкой и дизайном своих квартир днем и ночью — то есть вот куда он теперь уезжал. Днем в банке, а вечерами занят ремонтом. Следит, завозит образцы и стройматериалы либо уже ищет мебель. Он сам подсказывает нанятым рабочим каждую мелочь, сам не спускает с них глаз. Он и ночует, спит на жестком поочередно то в той, то в другой квартире (то в третьей, едва не поддакнул я), отслеживая качество трудно подвигающихся работ. Он занят. Так начинают. Это бизнес.