Владимир Маканин - Андеграунд, или Герой нашего времени

Но если вне ревности, господин Ловянников по-человечески мне симпатичен. Не зол. Даже добр. (Это я слегка зол.) И нельзя сказать, что Ловянников бездушен, как-никак Бог не забыл его русскость и сунул ему некоего доброго слизнячка вовнутрь — вот и спасибо, вот и душа. Вот и духовность. Несомненно гуманен. Человечен. Мне даже не в чем упрекнуть этого мальчишку, разве что в том, что он не оглядывается — в нем много любви к своему псу и ни на чуть нашей великой стариковской нежности к брошенным животным. К выжженным рощам.

Впереди, в ХХI, уже маячил будущий бизнесмен Ловянников, богатенький сладкоголосый говорун, — втихомолку, быть может, мучающийся своими делами и жертвующий, бросающий мятые рублики на культуру. Но за будущее не винят. Такой или не такой, а человек будущего, притом талантливый, — чего я, собственно, к нему вяжусь?

За будущее не винят, и человек не знает, сколько у него в заплечном мешке — человек идет и идет, а в конце пути свой мешок развязывает. За это нельзя винить. Развяжешь, а у тебя там пустовато — Бог, мол, захотел и в минуту все отнял. Со всяким может статься.

Вот только не Бог отнял (ему ни к чему). Отнимают по пути все прочие — отнимают люди, людишки, общага, если ты ей позволишь. Они, вот кто отнимает. Отнимают, пока идешь.

А Бог, если уж считаться, просто дает нам не так много. Недодает он, вот и все.

— Вы, что ль, присматриваете у Лялиных?

— Я.

Жена вахтера, едва я с улицы, затараторила с подмигиваньями и с ужимками, скорее, скорее, есть новость. Мол, она мне первому — из 613-й уезжают! (На время. Ищут человека приглядеть за квартирой.) Попомни, мол, для тебя старалась!..

Уже по номеру я сообразил, что 613-я, скорее всего, в восточном крыле шестого этажа — мрачноватые, туда-сюда, закоулки. Но тотчас туда отправился. У меня только и была, что Лялиных, я даже поспешил: две сторожимые квартиры это стабильность.

Жильцы на шестом, сновавшие в коридоре (вечер; я спрашивал), либо не знали квартиры с таким номером, либо посылали еще дальше в восточную сторону. Но в полутьме вдруг удачно высветился тупик — и прямым ходом (идти до упора) дверь с жестяным номером, криво висевшим: 613.

Дверь открыл староватый мужчина.

— Чего надо?

Сказал, как отбрил: никто и никуда у них не едет. И тут же с общажным задором послал проходимца, то бишь меня, подальше: ступай на хер!.. А с порога просматривались две комнаты. Без телефона. Но умывальник сверкал. Раковина чистая. Ага! — я уже приглядывался. Плита чиста. И запах стряпни вкусен. На мужика (его ворчню) я внимания не обращал, на таких кв метрах решает женщина. Ждал.

Единственное, что сразу не нравилось, — это клетка с маленьким вертлявым попугайчиком, который без передышки кричал и продолжал посылать меня:

— На хер, на хер, на хер...

Значит, следить за попкой. Зерно. Воду. Не дай бог заболеет, сдохнет или упорхнет в коридоры всем на потеху.

— Чего стал? Я же сказал: уходи!

Но я не уходил.

— Попугай? — я спросил.

— Чего ты тут стал?! — повысил мужик голос (я этого и хотел).

На шум из дальней комнаты вышла наконец женщина лет тридцати. Явно дочь. В свитере, с огромной грудью, свисавшей под свитером, кажется, до паха. Два кота в мешке. Они там шевелились при каждом ее шаге.

— Что такое? — спросила, перехватывая мой взгляд. Непомерной грудью своей была явно горда. — Смотреть за квартирой? А кто вы?

Я отвечал ей сдержанно, интеллигентно (тоже ведь знаю свои сильные пункты) — мол, у меня опыт, я не впервые. Мол, платят мне плохо, но приглядываю за квартирами я хорошо.

Дочь продолжала меня разглядывать, и я понял, что слегка зацепился.

Попугайчик бешено завопил свое: «На хер! На хер! На хер!..» — на что я отреагировал вновь мягко и с улыбкой, мол, у каждого свое мнение, даже у птички.

— Почему бы вам не решить общесемейным голосованием. Кто за — кто против...

Дочь оказалась с юморком. Подхватила:

— Мама. Голосовать! — позвала.

Появилась из глубин мамаша, главный персонаж — тоже с большой грудью, но уже растекшейся по телу во всех направлениях.

Глаз у матери был прицельный; все поняла, все взвесила. Сказала, не слишком меня поощряя, но в нужной мере заинтересовывая:

— Здесь сторожить — только приглядывать. Попугая забираем, можете на него не коситься. Денег дадим мало: мы бедные.

Мать сделала паузу.

— Она, — указала на дочку, — едет к своему загулявшему муженьку...

— Мама!

— Хорошо, хорошо... к своему верному муженьку на Урал, а мы едем с ней вместе. Там есть работа. Дочь там останется с мужем, а мы... кто знает?.. время от времени будем сюда возвращаться. Квартиру мы не бросаем. Нельзя обрубать разом.