Владимир Гармаев - Журнал «Байкал» 2010–01

Очередной приступ удушья и кашля прервал голос Хрусталева. Кашляет и Надя, вцепившись левой рукой во что-то сбоку и не снимая с телеграфного ключа правой руки. Дым разъедает горло и легкие. Слезятся глаза. А тут еще самолет, как в гигантской молотилке. Комбинезон прилип к мокрому телу. Из-под шлемофона по лбу, шее и вискам струйками течет пот. То и дело крылатый разведчик врывается в облака дыма, снова выскакивает в просветы, и тогда где-то рядом начинают рваться зенитные снаряды, трещит разрываемая осколками дюралевая обшивка.

— …Надя… передавай… кирпичный завод… Занят нашими… В районе… старой к-крепости и улицы Пушкинской бой…

И тут словно кто-то ударил кувалдой по борту. Самолет повернуло в правую сторону, затрясло и задергало.

— Паша, вылезай, кажется, прилетели! — крикнул в отчаянии Берестов.

— Что стряслось? — спросил тот.

— Тягу руля поворота срезало!

— Надя, ты жива? — крикнул Павел.

— Жива, Паша, вас слышу!

— Прыгай немедля! Слышишь меня? Высота еще позволяет, это последний шанс!!! Прыга-ай!!!

— А вы?

— Поздно нам надеяться на парашюты! — как-то необычно спокойно вдруг сказал Берестов. — Высота двести и внизу немцы! Надя, ты слышишь меня?

— Слышу, командир!

— Прыгай!

— Нет!

— Передавай открытым текстом и голосом, чтобы слышали все: задание выполнили. Самолет неуправляем. Падаем! Прощайте! Умираем за Родину! Отомстите за нас!

Переключив рацию и повторяя голосом диктуемое Берестовым, она почувствовала, как что-то толкает ее в сапог. Развернувшись, увидела пульсирующий рваный, с острыми зубцами конец перебитой в ее кабине тяги-трубы руля поворота. А вот и другой конец.

— Ребята!!! Нашла!!! Командир, повреждение нашла! Соединяю!!! — закричала она, только теперь осознав грозившую опасность. Каким-то чудом ей удалось свести обе половины перебитой тяги; рваные края пульсирующей развороченной трубы, как зубья пилы, зацепились друг за друга. Не отдавая себе отчета, Журкина до боли в руках вцепилась в края трубы, плотно прижала их друг к другу. Почувствовав пружинящее сопротивление в педалях, Берестов потянул штурвал на себя. А в наушниках непрерывный крик Нины Сяминой:

— …Наденька! Милая! Держись!

Задыхаясь в дыму и обливаясь потом, она навалилась и мертвой хваткой держала сведенные концы тяги. В голове одна неотступная мысль: «Удержать! Удержать! Удержать!» А в эфире вдруг зазвучал твердый мужской голос: — Синица Шестнадцать, я Копер Один! Отвечай! Я Копер Один! Отвечай, Синица Шестнадцать. Всё, товарищи. Связи нет, почтим память.

В наушниках раздался щелчок — и все стихло. Мышцы рук ее словно окостенели.

…Разрубая верхушки деревьев, истерзанный самолет плюхнулся на землю далеко от посадочного знака. Прокатился в противоположный конец аэродрома и уткнулся замершими винтами в кусты.

Полковой врач разжал ее закостеневшие пальцы на краях сведенной воедино трубы и помог осторожно вынести из изрешеченной кабины. Искусанные в кровь, ссохшиеся губы шептали: «Удержать! Удержать! Удержать!».

Стелется под ногами поземка. Ветер острый, колючий, дует с Балтики.

Небо обложено тучами. Подмораживает изрядно. В толстых меховых комбинезонах и унтах шагается тяжело.

С кем бы она ни летала на боевые задания, в какие бы переплеты ни попадала, экипажи эти с аэрофотосъемки возвращались на свой аэродром не с пустыми руками. Ей не надо повторять одно и то же при передаче на землю боевых донесений, она действует хладнокровно и расчетливо, если приходится отражать атаку врага. Пилот Виктор Манов и штурман Александр Гуляев, к которым направили Надежду Журкину для выполнения очередного задания, встретили ее радушно.

Экипажу Виктора Манова выпало разведать участок вражеской обороны западнее города Салдуса общим протяжением пятьдесят километров. Подошло время вылета. Запустили моторы, взлетели. В двадцати километрах от передовой увидели пристраивающуюся к ним пару выделенных для сопровождения истребителей. Нижняя кромка облачности была в пределах пятиста метров, и видимость никудышная: где-то два-три километра, а дальше все в тумане. С одной стороны, это и хорошо — усложняет ведение прицельного огня для вражеских зенитчиков, но, с другой, попробуй-ка при такой ограниченной видимости шестью заходами без огрехов заснять площадь шириной в пять километров и протяжением в пятьдесят. Истребители сопровождения вынуждены прижиматься к разведчику, чтобы не потерять его из поля видимости, а это ограничивает их в маневре.