Владимир Гармаев - Журнал «Байкал» 2010–01

В армии стал заниматься спортивной гимнастикой. Был даже чемпионом Приволжского военного округа, выполнил норму кандидата в мастера спорта. Любимыми снарядами были перекладина и брусья. Хуже при моем невысоком росте удавались упражнения на коне и вольные — не хватало амплитуды движений. Уже на гражданке увлекся велосипедом. В теплое время года почти не пользовался общественным транспортом: или пешком, или на велосипеде. Особенно любил ездить на последнем, который достался мне не совсем обычным образом.

Началось все 23 февраля 1966 года. В Центральном доме Советской Армии чествовали защитников Отечества. В тот день Базарон тоже оказался в ЦДСА, где случайно встретил Игоря Чкалова, сына прославленного летчика, также связанного с авиацией, и его жену Валентину, работавшую в Боткинской больнице. С Чкаловым он был уже знаком. После концерта Валентина предложила поехать к ним домой. Там узнал, что друг семьи Борзунов, заместитель министра автомобильной промышленности СССР, уже давно страдает от язвы желудка, часто ложится из-за этого в Кремлевку. «Нельзя ли ему помочь?», — спросила она. Тут же по телефону пригласила на очную ставку самого замминистра. Встретились с ним, поговорили. «Нет ли в восточной медицине лекарств от этой болезни», — поинтересовался Борзунов. «Поищем, может, что и найдем», — ответил Базарон. Вскоре послал из Улан-Удэ противовоспалительный травяной сбор.

Через два месяца снова встретились с ним у тех же Чкаловых. Борзунов рассказал, что в течение всего этого времени пил настой из присланных трав. Контрольное обследование показало, что язва зарубцевалась, ее не обнаружили. Врачи даже удивлялись этому.

В разговоре Борзунов как бы ненароком осведомился о его хобби. «Велосипед, — сознался Эльберт Гомбожапович. — „Урал-2“ выпуска Пензенского завода».

— Это самая неудачная модель, — заявил Борзунов. — Лучшие велосипеды делают в Минске.

Когда прощались, записал его улан-удэнский адрес. А через пару месяцев Базарон обнаружил в своем почтовом ящике сразу пять извещений на посылки. Все они были из Минска. В одной лежала записка: «По просьбе тов. Борзунова высылаем вам велосипед. Оплачено. Катайтесь на здоровье!»

Велосипед, изготовленный на экспорт, блестел никелем, был легок и прочен. В комплекте имелся спидометр со счетчиком, что особенно обрадовало Базарона. «Теперь буду точно знать, сколько километров накручиваю за день, — почему-то подумал он, поглаживая холодные никелированные трубки собранного велосипеда. — Интересно ведь».

Новый двухколесный друг исправно служил хозяину все эти годы. До самого последнего, рокового, когда коварная болезнь выбила из седла, лишила возможности крутить без устали педали, мчаться навстречу бьющему в лицо свежему ветру, ощущать радость от этого движения.

Решение врачей прозвучало, как приговор: надо ампутировать ногу. Операция была сложной. Собственно говоря, резали ногу трижды: начали со стопы, затем по щиколотку и, наконец, чуть выше колена.

Оперировали в госпитале для ветеранов войны и труда. Я зашел в реанимацию. Странно было видеть этого всегда бодрого, по-спортивному подтянутого человека беспомощно лежавшим на больничной койке. Выглядел он похудевшим и усталым. Под глазами темнели круги — следы последних бессонных ночей.

— Вот уж не думал, не гадал, что на старости лет сам попаду в руки к хирургам, — тяжело вздохнув, сказал он. — И так не вовремя: надо было лететь в Вашингтон на первый Всемирный конгресс по тибетской медицине. Уже и билеты взяли. Мой пришлось сдать. А тут и из Англии долгожданное известие пришло — пригласили в Кембридж за Золотой звездой. Придется ей подождать своего героя.

Несмотря на жестокий и коварный удар судьбы Эльберт Гомбожапович не терял присутствия духа и оптимизма.

— Протез есть на что надевать, — поглаживая забинтованную культю, сказал он. — Сначала научусь стоять, а там, глядишь, и ходить начну помаленьку — на костылях, с тростью. Жизнь — это движение.

Операцию Базарону сделали весной. Когда нога, вернее то, что от нее осталось, начала зарубцовываться, выписали домой, под, как он потом выразился, «домашний арест». Я все лето безвылазно провел на дачном участке, лишь изредка выбираясь в город за продуктами. Естественно, порядком отстал от жизни. И только осенью с горечью узнал, что Эльберту Гомбожаповичу ампутировали и вторую ногу. Сразу заглянул к нему домой. Дверь открыла Надежда Дугаровна. Хозяина квартиры застал сидящим в коляске возле стола, заваленного газетами, письмами, листами бумаги.