Владимир Гармаев - Журнал «Байкал» 2010–01

Петр нуждался в информации военно-политического характера. Что представляет собой Цинская империя и какие силы определяют ее политику? Каковы численность, вооружение и боеспособность цинских войск? Могут ли они всерьёз угрожать Забайкалью? Вот лишь несколько вопросов из тех, что обязательно должны были интересовать царя.

Головин, в связи с подписанием Нерчинского договора проживший в Забайкалье почти 5 лет, хорошо изучил тамошнюю обстановку. Он понимал, что нужные сведения могут быть получены только с помощью бурят, многие из которых по торговым и прочим делам частенько бывали в Китае и Монголии, имели там давние деловые и дружеские связи. Такие люди вполне могли стать, по терминологии П. А. Толстого, «работниками», способными приблизиться к придворным цинским кругам.

Поэтому логически следует, что вышеупомянутые «три года» руководители бурятских родов совместно с Нерчинской администрацией, по поручению Головина, были заняты сбором разведывательной информации для царя Петра.

Можно ли предполагать подобное добросовестное сотрудничество в столь деликатной сфере? Вполне. И тут существовала одна особенность, которую необходимо учитывать.

Дело в том, что забайкальские роды (хори-буряты, хоринцы) вернулись на свою исконную родину, в Забайкалье, всего лишь лет за пятьдесят до появления там русских. Вернулись после почти трёхвекового отсутствия.

Где же они были всё это время?

В 1251 г. на всеимперском курултае новым Великим монгольским ханом был избран младший сын Чингисхана Толуй. Тогда же было решено закрепить и расширить завоевания в Южном Китае, а также в Иране. И в 1253 г. на Ближний Восток выступил сын Толуя Хулагу. Он вошел в историю как завоеватель Персии и основатель монгольской династии хулагуидов, или ильханов [58] Персидское ильхан — «повелитель народа». , правивших во второй половине XIII в. огромной территорией юго-западной Азии: от р. Инда на востоке до Сирийской и Аравийской пустынь на западе, от Аравийского моря и Персидского залива на юге до Кавказа, Каспийского моря и среднего течения Аму-Дарьи на севере.

Однако хулагуидская держава была расположена в краю, чуждом для кочевников, в самой гуще многочисленных оседлых народов, объединенных общей верой, укладом жизни и тысячелетними историческими корнями. Имелась реальная опасность того, что как сами завоеватели, так и их держава со временем бесследно растворятся в чуждом для монголов людском океане.

Решение виделось в том, чтобы опереться на мощный слой родственных племен, которых следовало перебросить на берега Тигра и Евфрата. Но в этом отношении возможности Хулагу-хана не были безграничными. Ни уделы других чингисидов, ни сама центрально-азиатская метрополия вряд ли могли позволить себе роскошь разбрасываться «золотым фондом» империи — коренными монголами, число которых за десятилетия жестоких войн должно было сильно убавиться. Таким образом, у Хулагу-хана был, по сути, почти единственный источник людских ресурсов — наследственный удел, доставшийся ему от отца, хана Толуя: часть северо-восточной Монголии и современное Забайкалье.

Вот таким образом в середине XIII в. забайкальские буряты оказались на территории Месопотамии, в краю древней Ниневии (современная иракская провинция Наинава [59] В фольклорном наследии забайкальских бурят до сих пор существует старинная песня о стране Наинава, где когда-то жили их предки. ). То есть, по самым скромным подсчетам, за 10 тысяч километров от родных мест.

Почти библейский «исход» бурят из Месопотамии, судя по всему, состоялся в начале первой половины XVI в., потому что, как отмечают исследователи, в середине того же века Верхняя Месопотамия «… характеризуется как опустевшая, малолюдная область, и такой же безлюдной она оставалась и в первой половине XVII века».

Согласно преданиям, дорога на родину предков оказалась для «месопотамских» бурят чрезвычайно долгой и трудной. Как полагают ученые, во второй половине XVI в. (называется дата: 1580 г.) они все еще прозябали на южных окраинах монгольского мира. Эти беженцы, оказавшиеся в положении бесправных бедных родственников, кочевали где-то в Ордосе, на берегах Хуанхэ, близ Великой китайской стены, и ими мог как угодно помыкать любой степной владыка.

Как выясняется из их летописей, непосредственно перед появлением на территории Забайкалья они проживали во Внутренней Монголии. Оттуда, в результате притеснений со стороны местных правителей, на рубеже XVI–XVII вв. они начали выходить на места их современного расселения. Этот их выход исследователи Забайкалья называют «возвращением».