Владимир Гармаев - Журнал «Байкал» 2010–01

— Не надо никуда звонить: ни в больницы, ни в милицию. Вот увидишь, никуда он не денется, — уверял Дамби. — Максимум через неделю вернется!

На следующий день, когда Мунко наконец-то появился, Баярма принялась обвинять его во всевозможных грехах.

— Чего я только ни передумала! — ругалась она. — Весь город обегала, везде тебя искала! А ты, бессовестный такой, даже не отправил мне эсэмэску, чтобы сообщить о том, что срочно уезжаешь.

— Уезжаю? — искренне удивился Мунко. — С чего ты взяла, что я куда-то ездил?

— Мне Дамби об этом сказал, я ему вчера звонила. Еще он сказал, что ты уехал ненадолго, самое большее — на неделю.

Услышав это, Мунко в очередной раз поразился лицемерию Дамби.

«Значит, он рассчитывал меньше чем за неделю сделать из меня сообщника? Дескать, дольше я не смогу сопротивляться его гнусным издевательствам. А ведь она звонила ему, когда я еще валялся на бетонном полу, прикованный к батарее».

— Где же ты тогда пропадал? — прервала его размышления Баярма. — Признавайся, где ты был все это время?

— Меня похитили, — машинально, все еще продолжая удивляться подлости Дамби, отозвался Мунко, но вовремя осекся. Незачем ей знать эту дурацкую историю про начинающих гопников.

— Кто же тебя похитил, дорогой? — с притворной лаской в голосе поинтересовалась Баярма, уловив, что он едва не проговорился, но так и не добилась от него никаких признаний…

Хотя Мунко и Баярма встречались уже больше шести лет (пора уж и разбегаться, шутила она), они все еще не были зарегистрированы законным браком. Мама Мунко не то чтобы не одобряла их бракосочетание, но всякий раз, когда это событие назревало, она находила какой-нибудь повод, чтобы оттянуть его на неопределенное время. В конце концов она добилась того, что Баярма тихо возненавидела ее. Что еще оставалось делать бедной женщине, искренне недоумевающей, почему она недостойна простого женского счастья? Возраст? Но она знала много семей, в которых жены были так же, как и она, старше своих мужей. Находясь в положении вечной невесты, она все же старалась сохранить выдержку и терпение. Более того, она делала все для того, чтобы доказать «эгоистичной мамуле», а заодно и себе, что давно уже заслужила право на дорогого ее сердцу Мунко и не собирается его никому уступать. Иной раз у нее опускались руки от безысходности, тогда она шла к гадалкам и колдуньям, которые чаще всего оказывались обыкновенными аферистками. Однажды ей чуть не повезло. Из Монголии приехала очень сильная молодая шаманка, вызвав переполох среди женщин города. С большим трудом Баярма попала к ней на прием, но, закончив камлание, шаманка устало призналась, что столкнулась с редким в ее практике случаем: кто-то, гораздо сильнее ее, наглухо заблокировал информацию о Мунко и его будущем.

Разумеется, это был Бамуугомбожав Баабай.

Раньше Мунко довольно скептически относился к откровениям Доржи Дугаровича и даже старался забыть их, но после случая с работягами в тайге и повторного выхода из себя при внетелесной стычке с Дамби он не на шутку встревожился. По правде говоря, проявление необычных способностей не очень-то радовало его, скорее, пугало. Он прекрасно помнил, каких усилий стоило ему прийти в себя после спасительной вспышки гнева, но больше всего его смущала перспектива стать живым богочеловеком. С другой стороны, миллионы верующих считают Далай-ламу живым воплощением Будды. А как относиться к феномену Хамбо-ламы Итигэлова? Правы ли те, кто почитает Мунхэ Бэе [78] Мунхэ Бэе — «вечное тело», имеется в виду феномен нетленного тела Хамбо-ламы Итигэлова. как прижизненное?

Заметив, что Мунко в последнее время сам не свой, Баярма решила посоветоваться с Гармахой. Он заверил ее, что дела у них идут вроде бы неплохо. Правда, и ему показалось, что друг стал несколько замкнутым, странноватым и рассеянным. К примеру, стал ошибаться при подсчете денег, чего раньше за ним никогда не замечалось.

— Устал, наверное, — подытожил он свои наблюдения. — Съездили бы вы куда-нибудь, отдохнули. Вон, какая жара стоит уже почти месяц. А после вас и я бы на Байкал рванул!

Они бы с удовольствием последовали его совету, но в тот же вечер позвонили из деревни и сообщили, что через два дня состоится обоо.

Мунко был на обоо всего раз, и то в далеком детстве. В памяти остался яркий праздник, на который собрались жители не только их улуса, но и других окрестных поселений и заимок. При Советской власти любые религиозные обряды осуждались, и от его земляков требовалось изрядное мужество, чтобы соблюдать свои традиции. Что касается его, то переехав с матерью в город, они как бы перепоручили своим ближайшим родственникам молиться и делать за них подношения эжинам на обоо. Маму это вполне устраивало, не говоря уже о Мунко, который относился к этому обряду как к красочному этнографическому представлению, даже не пытаясь вникнуть в его глубинный смысл. Он считал его причудливой смесью буддизма и языческих воззрений.