Самым досадным в этом акте провидения являлось то, что Арам не был в состоянии припомнить какой-нибудь случай, когда он мог иметь дело с этим славным человеком, который теперь рассказывал остальным на их общем наречии, кто перед ними находится, подсказывая им, что, в общем, не совсем в их интересах вести себя так по отношению к этому эфенди. [71] Господин (турецк.).
Минутой позже наступила очередь Асасяна, — которого извлекли из-за его окошечка рядом с комнатой, оснащенной сейфом, — выплыть с изумленной физиономией на поверхность и проявить действенную радость, тут же претворенную в поиски приличного номера, хотя бы на одну ночь.
На самом деле Асасян сделал гораздо больше, развив энергию во всех направлениях, позвонив туда и сюда, чтобы отыскать в самом здании нечто действительно подходящее, причем не в качестве привилегии, а просто по некоему нигде не записанному, но признанному и освященному праву. То, что отель перешел в другие руки, отнюдь не означало, что можно не уважать духовного представителя построившего его человека. Однако потребовался, конечно, весь гений Асасяна, чтобы, не возбудив скандала на государственном уровне, как раз в момент, когда в соседнем, принадлежащем правительству здании проходила какая-то панарабская конференция, изъять номер у проживающего в нем чиновника высокого ранга. Асасян рисковал многим, и Арам даже не подозревал, как ему удалось меньше чем за полчаса добиться такого результата. Единственным неприятным моментом было то, что, добиваясь его, он оказался вынужденным дуть во все трубы славы, представлять гостя исключительной личностью, напирать на его прошлую деятельность. Значит, Арам, лишившись своего инкогнито, отныне, очевидно, не сможет сделать и шага, чтобы не услышать обращенных к нему приветствий, вопросов, может быть, даже просьб об автографах.
В результате Асасян раздобыл ему эту комнату с самой завидной панорамой — Fabulous skyline, [72] Сказочная линия горизонта (англ.).
как было написано на новом, рекламном издании, — но его поселение оставалось непрочным, потому что шкафы, где он когда-то оставил свои вещи, были давным-давно взломаны и разграблены, и теперь он оказался там без белья, без соответствующей этому климату одежды, даже без достаточного количества денег, поскольку он совершенно выпустил из головы, что новая дирекция отеля отнюдь не склонна принимать его чеки или же предоставлять ему кредит. Но и здесь Асасян совершил чудо, узнав, в какой европейский банк нужно обратиться, чтобы получить необходимые гарантии для снятия денег с вклада. Для этой операции он попросил двадцать четыре часа, поскольку она чревата всякими осложнениями из-за системы денежного обмена, преодоление которых, однако, здесь, как и везде, при наличии хорошей практики можно ускорить.
Что касается самого Арама, то у него относительно результатов никаких сомнений не возникло. Поэтому он нормально провел ночь, а около одиннадцати часов утра Асасян положил перед ним конверт с суммой, соответствующей кредиту, о котором шла речь.
— Остальное, — объявил, смеясь, Асасян, — будет приходить, подчиняясь ритму потребностей клиента и росту его вклада в банке.
И вот теперь они сидели на террасе, облокотившись на металлические перила застекленного плексигласом балкона, и смотрели на широкий проспект, идущий вдоль реки, и на движение машин и туристских автобусов на площадке перед отелем. Когда попадаешь сюда из внутренних помещений, то в первый момент нужно привыкнуть ко всем этим клаксонам, ко всем этим глушителям, ко всем этим моторам, продолжающим бешено крутиться даже на остановках, ко всей этой истерии роскошных либо трясущихся, как в последней стадии болезни Паркинсона, машин. Когда удается оторвать взгляд от набережной, начинаешь искать разбросанные там и сям ориентиры.
— Вы знаете, это странный город, пустыня прямо входит в него через поры. Пустыня загрязненная, в которой отработанная смазка и отбросы уничтожили первоначальную чистоту песка. Но зато, — добавил Асасян, — это единственная страна на земле, где у бирюзы цвет вечности.
Они вернулись в комнату, и Асасян сказал, что ему надо идти на дежурство внизу, в подвале, за своим окошком: он единственный имеет доступ к несгораемому шкафу. Но прежде чем исчезнуть, он сделал жест в сторону балкона и в сторону доступной взгляду панорамы:
— Я думаю, вы предпочитаете видеть все это с высоты… и издалека. Как господин Шатобриан. Вы не станете утруждать себя и не поедете рассматривать пирамиды вблизи. Их действительно видно отсюда. А вот что касается Сфинкса, то здесь никому доверять не надо: великий человек не прав. Сфинкса нужно увидеть самому. У иных такой способ путешествовать: доверять тому, что видели и говорят другие. Кстати, между нами, почему вы вернулись?
Читать дальше