Юрий Герт - Сборник Лазарь и Вера

Артамонова и Лену на комсомольском собрании выбрали в факультетское бюро, где он отвечал за спортивный, она — за культмассовый сектор. Бюро под руководством Даши Груздевой, девушки усердной, по-деревенски старательной и исполнительной, частенько заседало чуть ли не до двенадцати, там что-то планировали, решали, а на завтра вид у всех бывал усталый, ответственный и отчасти таинственный... Наши с Леной встречи в библиотеке прекратились как-то сами собой. Но подруги ее появлялись здесь регулярно — Катя Широкова и Ася Куликова. Меня тянуло подсесть к ним, и они охотно, даже с какой-то сострадательной предупредительностью, потеснившись, давали мне место.

Честно говоря, раньше я почти не замечал их, они как бы растворялись в потоке слепящих лучей, источаемых Никитиной... Только теперь я разглядел обеих — Катю, статную, румянощекую, с простым, открытым лицом, и Асю — маленькую, строгую, прозрачно-хрупкую, словно сложенную из острых углов — с выпирающими костистыми скулами, провалами в подглазьях и лапками-ладошками, в строении которых, казалось мне, чего-то недоставало... Словно извиняясь за Лену, они сообщали, что у нее много работы по линии культмассового сектора, она занята... И при этом прятали, потупляли глаза...

Теперь я понял, что значили их потупленные глаза, поджатые губы... Они прошли, не заметив меня, Виктор и Лена... Он, с высоты своего баскетбольного роста, покровительственно посматривал на нее, а она, запрокинув голову, смотрела на него снизу вверх и хохотала, хохотала... О чем они говорили?.. О бюро, комсомольской работе?.. Вряд ли... Они прошли мимо — я тоже, не оглядываясь...

Несколько дней спустя мы с Катей Широковой задержались в аудитории после занятий, мне хотелось распросить ее об Асе — что с ней, почему она так странно выглядит.

— У нее костный туберкулез, — сказала Катя, помолчав, как если бы ей трудно было выговаривать эти слова. — Это страшная болезнь...

Пока она рассказывала об Асе, о том, как, еще в детстве, пролежала она несколько лет, прикованная к постели неизлечимым недугом, как закончила школу с золотой медалью и теперь училась лучше всех в группе, я видел перед собой то искаженное болезнью Асино лицо, то восковое лицо моей матери — у нее тоже был туберкулез, изглодавший ее, сведший в могилу... Правда, это был не костный туберкулез, а туберкулез легких, но все равно слово это, похожее на краба, обросшего множеством острых, щелкающих клешней, вызывало у меня страх и отчаяние...

— От нее гниют кости, от этой болезни, — говорила Катя. — У нее на лице, да не только на лице, шрамы, рубцы... Косточки, которые не годятся, хирурги вынимают... Другие разлагаются, гниют...

Мне вспомнился приторно-сладкий запах, который ощущал я, сидя рядом с Куликовой в библиотеке. Мне казалось, это запах скверных духов... Это запах тления... — догадался я теперь. — Запах смерти...

— Что же нужно, что можно сделать?.

Катя не успела ответить — в аудиторию влетела Лена.

— Ура! — крикнула она с порога. — Наши выиграли! Первый приз!.. — И она принялась рассказывать — только что получено известие, что наша баскетбольная команда заняла первое место на студенческих соревнованиях в Ленинграде...

— Поздравляю... — проговорила Катя, легонько, но настойчиво высвобождаясь из порывистых объятий Никитиной.

Она вышла. Лена кинулась ко мне:

— Ты слышал?.. Наши выиграли!.. Ах, Павлик, я такая счастливая, такая счастливая!.. Как-нибудь потом я все-все тебе расскажу!..

Лена выпорхнула из аудитории. Казалось, она вот-вот взмахнет руками — и оторвется от земли...

Следуя рекомендациям врачей, мы попытались добыть для Аси путевку в Евпаторию, в санаторий для больных костным туберкулезом, но из этого ничего не вышло, тогда я, остервенясь, решил отправиться в Москву, в Центральный совет профсоюзов, благо билет в бесплацкартный вагон стоил недорого. Ночь я провел, как всегда, на третьей полке, упершись взглядом в низко нависающий потолок, исписанный и разрисованный моими предшественниками. Мысли мои скакали, распаляя одна другую. Я думал о бюрократах, равнодушных к чужой беде, о Лене, которой раньше был интересен Иов, а нынче — баскетбол... Но о чем бы я ни думал, сладковатый запах преследовал меня, запах смерти...

Я уснул только под утро, но в тот же день, чтобы не терять времени даром, отыскал совет профсоюзов и прорвался в соответствующий кабинет... Не знаю, что подействовало на женщину за огромным, разделявшим нас письменным столом, — то ли мой взъерошенный вид, то ли медицинская Асина карта с врачебным заключением, но из кабинета я вышел слегка успокоенный и обнадеженный.