Даниель Жиллес - Под сенью благодати

— Зачем ты все это выдумываешь, мой мальчик! Никогда ты не был мне неприятен. Просто я хотела пройти на кухню и узнать, как обстоят дела с обедом. К тому же меня, наверно, ждет Юбер.

— Ну, к нему ты можешь не торопиться, — возразил Бруно, — особенно после этой нелепой сцены, которую он устроил тебе, да еще в присутствии меня и Жоржа!

— Не осуждай его, — мягко сказала Сильвия. — Иногда он, правда, сердится, словно ребенок, но он не злой человек. И потом, его очень угнетают денежные дела.

— Если ему не хватает денег, — упрямо продолжал Бруно, — пусть работает, как все. Но нет, это ниже его достоинства, и мсье предпочитает охотиться, обрекая тебя на прозябание.

Он снял висевшую на стене куртку и, перебросив ее через плечо, догнал Сильвию, которая, не дожидаясь его, пошла по направлению к дому.

— Юберу многое можно простить, — заметила она. — Он был совсем мальчишкой, когда, бросив учиться, ушел в маки, и с тех пор никак не может приспособиться к гражданской жизни. Ему было всего шестнадцать лет, а он уже дрался с немцами; должно быть, после подобных испытаний человек не может стать таким, как все. Вначале я думала, что сумею помочь ему, но…

Она бросила взгляд на Бруно и не закончила фразы, Некоторое время они молча шли рядом. Путь их лежал через лужайку, усеянную кустиками розовых цветов, среди которых там и сям виднелись шары златоцвета. Дальше начинался лес. Нижние ветви каштанов были как раз на уровне их лиц, и Бруно приходилось отводить ветви рукой; мох под ногами заглушал звук шагов влюбленных. Густые кроны деревьев переплетались у них над головой, образуя плотный свод, сквозь который с трудом пробивался редкий косой луч солнца. Здесь сильно пахло прелыми листьями и теплым древесным соком — но только здесь, а через несколько шагов аромат этот уже не ощущался. Сильвия, огорченная продолжительным молчанием своего спутника, взяла его за руку.

— Ты сердишься, мой мальчик? Не думай только, что я стала меньше любить тебя. Никогда я так сильно не любила тебя, как сегодня. Разве ты этого не чувствуешь?

Она с силой сжала его пальцы и, когда Бруно притянул ее к себе, положила голову ему на плечо. Он поцеловал ее, — она не противилась, глаза ее были закрыты. Тогда он обнял ее за талию; другой рукой он поддерживал ее голову с густой копной волос. Обнявшись, они сделали еще несколько шагов, как в полусне; потом она впилась в него поцелуем и прижалась всем телом к нему. Голова у Бруно пошла кругом, он открыл на мгновение глаза и увидел перед собой сомкнутые трепещущие веки Сильвии. Он хотел было крепче сжать ее в объятиях, но она вдруг отстранилась. Бруно продолжал стоять неподвижно, уверенный в том, что она вернется, но она взяла его за руку и пошла дальше, — он последовал за ней. Силььия шла довольно быстро а избегала смотреть на него.

— Бруно, — тяжело дыша, через некоторое время спросила она, — ты любишь меня по-настоящему? Да? По-настоящему? Ты всегда будешь меня понимать?

— Послушай, маленькая моя, — сказал он, заставлял ее убавить шаг, — почему ты меня об этом спрашиваешь? Ты хорошо знаешь, что я не могу жить без тебя, что ты — моя жизнь! Наверно, я не умею говорить об этом, я не нахожу слов, чтоб выразить, как я тебя люблю, но мне кажется, что мои поцелуи…

Он хотел было снова притянуть ее к себе, но Сильвия пошла быстрее, и из его попытки ничего не вышло. Она по-прежнему избегала смотреть на него, и обескураженный Бруно смутно, но невыносимо остро почувствовал, что счастье, едва появившись, ускользает от него.

— Возможно, то, о чем я тебя сейчас попрошу, покажется тебе странным, — сказала она после долгого молчания. — Я тебя люблю, Бруно, люблю так, как никого никогда не любила. Пока ты не появился, я не знала, что такое любовь, и все же… — Она подняла голову и решилась наконец посмотреть ему в глаза, — …я б хотела, чтобы ты больше не целовал меня.

Она все сильнее сжимала его руку, словно желая показать ему, что будет страдать не меньше, чем он.

— Я требую от тебя многого, я знаю, но я верю в тебя, Бруно. Мне следовало сказать тебе об этом раньше, но у меня не хватало мужества. К тому же наши отношения настолько чисты, настолько прекрасны. Зачем превращать их в то, что бывает у всех. Мы не созданы жить в обстановке лжи и обмана, ведь правда?

Бруно выпустил ее руку, и она бросила на него печальный, удивленный взгляд. Ничего ей не ответив, он закурил сигарету и не без злости выдохнул длинную струю дыма.

— Вот видишь, — сказала она, — я так и думала, что ты будешь дуться на меня, сердиться.