Джон Макдональд - Обреченные

Томми меня поймет. Я расскажу ему все. До мельчайших подробностей. Наверное, он до сих пор вспоминает о том времени, когда мы с ним подрабатывали воспитателями в детском спортивном лагере, и ту прогулку при луне, когда казалось, что весь мир залит серебряным светом, каждый листик... Это было два года назад. Красота была такая, просто горло сжималось. В ту ночь нам казалось совершенно естественным, что мы гуляли рука об руку. Задним числом об этом странно вспоминать, но тогда, при луне, все выглядело правильным. Томми тогда сказал, что истинная дружба может быть только между двоими мужчинами, а женщины не понимают значения этого слова. Он объяснил, насколько функционально само существование женщины: поскольку женщины по самой своей сути предназначены для продолжения рода, у них в душе просто не остается места для дружбы, как таковой. Я спорил с ним, не соглашался, но теперь понимаю, что он был прав. И мама была права. А я был слеп и заблуждался. Я забуду все, что было у нас с Линдой. Хотя кое-что будет трудно забыть. Прошедшие недели глубоко впечатались в мою душу".

Подбородок Джона нечаянно коснулся клаксона. От резкого гудка он вздрогнул. Затем ссутулился на сиденье, откинув голову на спинку. События сегодняшнего дня лишили его последних сил. Место, куда его ткнули револьверным стволом пистолета, саднило.

Если бы только удалось немного вздремнуть в перерывах между рейсами парома, он бы освежился. Мама всегда говорила: лучший способ скорее расслабиться и заснуть – подумать о чем-нибудь красивом, прекрасном.

Он подумал о ночном саде, залитом лунным светом, и о мерцающей молочно-белой статуе. Словно увидел ее наяву, стоя на крылечке дядиного дома. И он вышел в сад, и роса приятно холодила его босые ноги.

Джон сидел в машине с закрытыми глазами и через годы видел статую. Протягивал к ней руки... Потом оказалось, что он на самом деле в саду. Приблизился к статуе и вдруг понял, что он никогда по-настоящему не видел ее. Какой глупый дядя – называл ее Дианой и говорил, что она – девушка. Ведь ясно видно, что это мраморное изваяние молодого длинноногого юноши. Плоская, белая, симметричная грудь, мускулистый, поджарый живот. Он стоял и смотрел на статую, и вдруг она повернулась – сияющая, поразительная и прекрасная в своей наготе, чистая и великолепно мужественная. Изваяние сошло с пьедестала, протянуло ему руку, и он сразу понял, что это Томми, – он давно подозревал это. Джон дотронулся до твердой холодной руки, и Томми заговорил, почему-то называя его Линдой. Джон попытался отдернуть руку, возразить, но Томми держал его крепко и был одновременно и Джоном, и Линдой, а потом поднял лицо кверху...

– Извините, Герролд. – Дэнтон настойчиво теребил его за плечо. – Наша очередь плыть этим рейсом.

Джон резко пробудился ото сна и сразу вспомнил, что мама умерла. Словно обрушился потолок в высокой белой комнате. Он в голос зарыдал.

– Подвинься, друг, – деликатно попросил Дэнтон. – Я заведу машину на паром.

Фил Деккер шагал по дороге, шагал сквозь ночь, прочь от реки, прочь от машин, высоко поднимая колени при каждом шаге и энергично размахивая руками. Уйти подальше, не слышать, как они поют... Наконец во всем мире не осталось иных звуков, кроме шороха его шагов да хруста материи, когда при ходьбе его малиновые штанины терлись одна о другую.

"Нет причин волноваться. Таких, как они, пруд пруди. Девчонок, которые спят и видят, как станут звездами; таланта у них немного, зато амбиций навалом. Господи, да если бы всех девчонок, которые жаждут пробиться в шоу-бизнесе, уложить в ряд, можно было бы по ним пройти всю страну из конца в конец. Чья это шутка? Мэнни? Похоже.

Спокойно, это еще не конец света. Мне случалось переходить реки вброд и перепрыгивать глубокие пропасти, в большинстве случаев я благополучно добирался до берега и приземлялся на ноги. Но на этот раз препятствие серьезнее. Черт бы побрал эту старость! Уйму времени придется потратить на поиски партнерш, да сколько еще уйдет на то, чтобы привести их в подходящую форму для штурма телевидения? Два года, не меньше. На телевидении спросят: «Где вы играли?» Что я отвечу? А к тому времени мне будет уже за пятьдесят.

Эти близняшки слабые на голову. Чего они добьются сами? Вернутся к себе в деревню, где их впервые заметили и вывели в люди? А может, станут манекенщицами? Для этого не нужно играть. Для этого не нужно таланта. Ходи туда-сюда в платьях по тысяче баксов, виляй задом, строй глазки и улыбайся лысым старикашкам с лорнетами, которые толпятся в первом ряду у подиума... Нет, тут тоже все надо делать с умом, чтобы один из старикашек захотел познакомиться с тобой поближе, – наградой будет замужество. А дома эти старикашки напяливают очки и день-деньской читают какого-нибудь Пруста; так что, если старикашка, которого они зацапают, захочет с ними поговорить, они его запросто перепрустят.