Вадим Чекунов - Пластиглаз

Что же касается половины жизни, подумал я, перелезая через упавший поперек тропы ствол непонятного дерева, то здесь мне, как и Данте, 35. Сколько еще мне осталось, кто знает. Но если еще столько же - не так уж плохо. Плохо другое. Начался обратный отсчет. Время пошло на убыль.

НАШЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ПОДХОДИТ К КОНЦУ. КОМАНДИР И ЭКИПАЖ КОРАБЛЯ ПРОЩАЮТСЯ С ВАМИ. СПАСИБО, ЧТО ВОСПОЛЬЗОВАЛИСЬ НАШЕЙ:

Э, нет. Мы лишь на полдороге.

Не желая показаться сумасшедшим, огляделся, нет ли кого поблизости.

Сзади - никого, впереди, где уже виднелся просвет и начиналось поле, тоже не было ни души.

Приноровясь к ритму собственных шагов, размахивая сумкой и свободной рукой, начал негромко декламировать, обращаясь к тропе, деревьям и тучам:

На полутемном полустанке

Полузакрыв свои глаза,

Я выпил «туборга» полбанки.

Шел полудождь, полугроза.

Поглядывая на небо, уже наполовину занятое отяжелевшими тучами, я ускорил шаг:

Оборван стих на полуслове,

И денег - лишь на полпути.

Жар-птица ускользнула снова,

И мне полцарства не найти.

Увы! полжизни за плечами...

Эх, время, время: Твою мать!

В полутоске, в полупечали

Достал заветную ноль-пять.

И полусидя, полулежа,

На полусломанной скамье

Я полупьян... но все же, все же

Пол-литра душу греет мне...

Что-то насторожило. Замер.

Отчетливо привиделась квартира, кухня, холодильник. Не забыл ли в морозилке? Вжикнув «молнией», быстро сунул руку в сумку и радостно хмыкнув, ощупал холодную округлость. Не мало ли взял? Да нет, одной вполне хватит, и так печень ноет каждое утро.

Наконец, в тревогах и раздумьях, добрался до места

ВОТ МОЯ ДЕРЕВНЯ. ВОТ МОЙ ДОМ РОДНОЙ.

Отбив соблазн сходить в рощу, глянуть, как там с грибами, брызнул мелкий дождь. Поковырялся в огромном навесном замке, с трудом открыл входную дверь. Внутренность дома, как всегда после городской квартиры, показалась холодной, неуютной и сырой. Пахло землей и мышами. Печь отец успел переложить лишь на половину. Все делал сам, никого не нанимал. А я и сам не умею, и нанять не на что.

Походил по заваленным всяким пыльным хламом комнатам. Заглянул в чулан, поворошил носком кроссовки кучу когда-то нужного, ухоженного, а теперь грязно-ржавого инструмента. МЕРЗОСТЬ ЗАПУСТЕНИЯ, лучше и не скажешь. Продавать надо, права жена, как всегда. Да возни много, плюс времени нет, да и жаль как-то:

Вышел на террасу.

Не снимая куртки, сел за стол. Протер локтем скатерть. Покосился на усыпанный трупиками мух и ос подоконник. Чаю не хотелось. Глянул сквозь мокрое стекло террасы на старую, с темным корявым стволом яблоню. Положил ладони на тетрадь. И ПАЛЬЦЫ ТЯНУТСЯ К ПЕРУ... МИНУТА - И СТИХИ...

Пушкину осенью почему-то писалось особенно хорошо. Всю свою жизнь я силился понять, что же он в ней видел, чем она привлекала этого жизнелюбца? Что это - осень?

Где-то в голове сработала клавиша «play» и голос Шевчука азартно и весело пояснил:

Что такое осень - это небо.

Плачущее небо под ногами.

В лужах разлетаются птицы с облаками.

Осень - я давно с тобою не был.

Потряс головой, изгоняя из нее незатейливые аккорды ДДТ.

***

Осень. Буйство красок. Урожай.

Вспышки георгинов, маленькие солнышки астр, огненные пики гладиолусов - это тоже осень.

Самые сладкие арбузы, самые сочные яблоки, самая спелая клюква - это все осень.

Крепкие, уверенные в себе, словно мужички- хозяйственники, грибы по полянам и россыпи рубиновой брусники - вот что такое осень.

Это глубинная, прохладная синева, сменившая белесое, полинявшее за лето небо.

Это Болдино. Это завершение «Евгения Онегина». «Маленькие трагедии», «Повести Белкина».

Это акмэ.

Человеческая зрелость. Высшая точка творческого взлета, взрыв заложенных в тебе сил. Физический и духовный расцвет. Акмэ древними греками ценилось особенно. Не важно, когда ты родился, не слишком важно, когда умер. Важно, когда ты переживал акмэ, насколько полно смог себя реализовать. Взрастить и собрать урожай.

Для Пушкина осень была не закатом, не увяданием, но расцветом и зенитом. Он видел в ней вершину года. Вершину жизни.

Почему, черт возьми, для меня осень - нечто совсем иное? УНЫЛАЯ ПОРА. ОЧЕЙ ОЧАРОВАНЬЕ. Что тут любить, чем тут очаровываться? Зябко мне и неуютно.

Где моё акмэ?

Осень тревожит. Тяготит. Сырость, пропитанная сладковатым запахом тлена, вгоняет в тоску. Ветер осени меня пугает своим замогильным холодом. Дыхание близкого конца. Предчувствие потери.