Игорь Афанасьев - PHANTOM@LOVE.COM (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)

Но сон не окончился на этом.

Он увидел во сне самого себя: вот он резко вскочил на раскладушке и прислушался к окружающему миру. Тихо переговаривались ходики на стене и толстый будильник на буфете, там же, на ручке дверцы буфета, светилось мамино фосфорное ожерелье — последний писк моды. Он встал с постели, взял карандаш и тетрадку и вышел на цыпочках из комнаты. Бесшумно миновав длинную кишку коридора, он добрался до кухни и присел у тумбочки Анны Абрамовны, стоявшей прямо у окна во двор. Яркий отблеск лунного света пролёг по белому полю стола и осветил разлинеенный листок из школьной тетради.

Странное чувство овладело Филей: он видел со стороны странное движение вокруг своего тела — мириады вспыхивающих и гаснущих точек вращались вокруг головы.

Он почувствовал лёгкий гул в голове, словно точильщик правил бритву в его мозгах, дышать стало легко, а можно было и вообще — не дышать.

Волна необыкновенной радости накатилась на всё его существо, и он нырнул в этот манящий поток ощущений.

Филимон поставил три точки после слов «к Богу», хрустнул онемевшими пальцами, и подойдя к окну, распахнул его настежь.

Яркий отблеск лунного света пролёг по подоконнику и осветил белоснежную стопку листов с отпечатанным текстом.

Фил почти физически ощущал присутствие мальчика, он не мог ему ничего сказать, а тот не мог ничего ему ответить. Некая блестящая прочная нить словно прошила насквозь пространство и время и звенела в душе у каждого из них, как натянутая гитарная струна.

— Ре, — спела струна Филимону.

— Си, — отразилась она же на Филькином ладу.

— Соль, — подтвердила она правильную гамму обоим.

— Дзен.

Странный отзвук гитарной струны в голове не прекращался, но не он волновал Филю: унылый, протяжный стон деревянной волынки и резкие удары бубна слышались в глубине Гончарного Яра.

Тут весь этот клубок деревьев, кустов, гор и пригорков двинулся — как в кинотеатре «Кинопанорама» — прямо на Фильку, и он увидел на вершине приблизившейся Лысой горы самую натуральную колдунью.

Она помешала варево в большом чане, отхлебнула из большой деревянной ложки и быстро запричитала:

— На свадьбу лиходеи всегда зарятся, и они всякую свадьбу разведут! Ну, меня и зовут люди: «Пойдём, Мамелфа, на подмогу!» А помощники у меня завсегда есть. Когда гроза в дерево бьет, то в том дереве стрелка бывает от грозы, она такая махонькая, как вот камешек какой, а надо примечать. Вот если какую свадьбу закрепить надо, я пойду в ту избу, а стрелку за пазухой держу. Как это жених аль невеста отвернётся, я их и обведу! И теперь их не разведёшь! Воду нашепчу, стрелку в неё положу, они воду выпьют, а я заговор скажу — и крепко будет.

В клубах дыма, поднимавшегося над чаном, мелькнуло прекрасное женское лицо, затем вокруг него стали возникать другие лица, фигуры людей и животных, взлетели вверх мечи и засвистели стрелы, вздыбился конь под белокурым седоком и рухнул на смуглых широкоскулых противников.

Гончарный Яр и колдунья уехали на своё место, а вместо них в оконном проёме оказалось узкое горбоносое лицо человека в странной шапке-балдахине с вышитым золотым крестом на лицевой стороне головного убора. Он говорил с неистребимым кавказским акцентом, словно папин приятель Марат, который учил Филю, как заворачивать бастурму и зелень в тонкую лепёшку, и дарил на праздники красивые бутылки с коньяком.

— Э! — протяжно начал горбоносый незнакомец. — В земле Торонской знак оставлен. Давно. Узнай про Киёву, про Хориёву, про Герца и сестру их Лыбедь.

Тут незнакомец закашлялся, как дед Кирилл, и добавил:

— Знаки не ищут — они находят нас! Только не проспи…

— Хорошо, — согласился Филька, — уже вставать?

— Вставай!

С этими словами незнакомец превратился в папу, который склонился над Филькиной раскладушкой и тихонько тряс его за плечо: