Режиссера вышибли из театра, но в этот момент в город приехал московский Театр на Таганке, и за эти гастроли из министерства повышибали всех, кто их позволил.
Спектакли этого тетра были откровением, глотком фантазии и свободы на сером фоне унифицированных "правдой жизни" спектаклей, созданных Константином Сергеевичем и его продолжателями. В каждом спектакле таилась загадка, огромный простор для ассоциаций и домыслов, шекспировские страсти здесь были правдивее всякой бытовщины, и главное: здесь был Владимир Высоцкий.
Ну, а в институте продолжалась игра в лицемерный соцреализм.
Разбирая мотивы поступков Ромео, нужно было объяснять, что парень полез на балкон второго этажа только для того, чтобы прикоснуться кончиками пальцев к волосам любимой и умереть от счастья. Героиню пьесы Островского возлюбленный убивал из пистолета исключительно потому, что она изменила ему с богатым капиталистом, а настоящая ярость и ненависть могла возникнуть у советских людей только при виде немецко- фашистских захватчиков.
Ник Ник старался внедрить в сознание своих выкормышей четкое понимание тройной психологии, по которой жила вся страна: говорилось одно, подразумевалось другое, а в кармане сворачивалась настоящая фига.
Значение фиги расшифровывалось на прокуренных кухнях страны.
Дом Натали и Александра, словно магнитом, притягивал к себе людей, для которых каждое дуновения свободного ветерка было живительной силой. Художники тащили сюда полотна, поэты читали свои стихи, музыканты играли, а многие просто дымили сигаретами и вели бесконечные философские споры.
Каким образом в круг посвященных попадали исключительно интересные люди, Филипп понять не мог, на что Натали с умным видом подсунула ему книжку Воннегута и сказала:
— Фил! Просто мы все члены одного караса...
Книжки она давала Филиппу регулярно, и он проглатывал их с жадностью голодного крокодила. Большинство книжек в доме Саши и Натали были из области запрещенных и полузапрещенных. Это придавало особую остроту постижению смысла этих книг, и как бы делало Филиппа членом круга посвященных в некую тайну. В чем эта тайна, он толком не понимал, но впитывал в себя Булгакова, Маркеса, Ричарда Баха, а заодно и опальных поэтов: Цветаеву, Гумилева, Хармса.
Лариса все время старалась остаться в стороне от шумных и громких вечеринок, и жизнь Филиппа обрела некую двойственность. Временами он исчезал из ночных бдений молодежной тусовки и растворялся в Ларискиных объятиях, временами она не могла найти его по нескольку дней, нервничала, обижалась, но никогда ни о чем не расспрашивала.
Жила она в маленькой квартире вдвоем с отцом, он занимался каким — то художественным промыслом: мотался по колхозам, лепил глиняных Ильичей у входа в клуб и рисовал стенды с партийными лозунгами. Отношения у них были странные: говорила Лариса всегда с отцом сухо и жестко, тот же старался как можно скорее оставить денег на жизнь и вновь загреметь колпаками по пыльным дорогам на своей видавшей виды «Волге». О странном семейном статусе разговор никогда не складывался, и Филипп оставил эту тему. Тем более что каждая встреча с Ларисой заставляла его все чаще хвататься за шариковую ручку, и новые стихи укладывались в заветную папку толстым слоем. Эти встречи были абсолютно не похожи на все его предыдущие любовные похождения: их близость не шла дальше жарких поцелуев, и его более серьезные намерения обрывались всякий раз странной реакцией Ларисы. Она начинала плакать и уходила в себя. Филипп чувствовал, что она чего-то не договаривает, но настаивать, расспрашивать ее было делом безнадежным, и он просто ждал более удобного случая.
Когда они оставались наедине, Лариса зажигала все свечи в доме, садилась на диван, укрывшись пледом, и слушала его стихи. Иногда она читала и свои, но очень редко, стихи ее были все об одном, в них все время присутствовал дождь:
На земле — только дождь и мы,
Ты травинкой к дождю тянешься.
В каждой капле — по две луны…
Мы исчезнем, а дождь останется
Однажды Филипп, повинуясь непонятному импульсу, притащил к ней в квартиру свою заветную карту и стал рассказывать ей о странностях, которые происходили с ним и с этим загадочным куском старой ткани. Она была первым человеком, которому он рассказал о случае на крыше. Лариса внимательно вглядывалась в линии параллелей и меридианов, затем взяла атлас по астрономии и нашла в нем карту звездного неба.
Читать дальше