Играли танцы.
Воскресный вечер был в разгаре.
Отойдя в сторонку приятели прикончили остатки «карбидовки», как окрестил напиток Олег, и Филипп согласился с эти названием.
Как и отчего рядом с ними возникла потасовка малолеток, трудно было сказать. Просто в затемненном углу трое мальчишек кинули одного на землю и стали месить его ногами. Олег и Филипп подскочили к хулиганью и навешали всем троим подзатыльников, вызволив четвертого из беды. Пацаны злобно глянули на чужаков и разбежались.
Переполненные чувством благородства и справедливости, изрядно захмелевшие Олег и Филипп продефилировали мимо притихших кепок и мотоциклов и вошли в храм культуры.
На несуразно высокой сцене, под портретом «вечно живого» корячились трое: один рвал струны гитары и нещадно жал на педаль бустера, второй убивал перламутровую трехглавую ударную установку, а третий, с помощью электроорганчика, пытался приблизить эту какофонию к подобию музыки.
В центре зала топталось несколько девиц, иногда неловко изгибаясь в чужеземных движениях твиста, а остальные барышни сидели вдоль стен с таким выражением на лице, словно их сюда на веревке притянули. Олег немедленно подцепил одну из них и принялся мастерски выкручивать коленца, громко напевая: «О-е-е, твист ту гей.». Филипп тоже изловчился пригласить веснущатую блондинку, но когда она радостно улыбнулась, то он был неприятно поражен, увидев в ряду молодых крепких зубов яркую золотую коронку. Появление чужестранцев взбудоражило и местное население. Ревниво поглядывая на пришельцев, несколько взрослых парней оставили на время биллиард и анекдоты и выползли в центр зала. За ними потянулись и свободные девушки от стены, и вскоре образовался вполне радостный и дружный круг молодых людей. Музыканты, словно почувствовав прилив вдохновения, врезали «Yellow River» и толпа радостно подпрыгнула в экстазе. Блондинка вспотела не меньше Филиппа, но старательно попадала в ритм движений и все чаще обнажала золотые резцы.
Радостное возбуждение стучало в висках, и в голове Фили роились всевозможные планы, но тут на его плечо опустилась чья-то рука и строгий голос сурово произнес: — Курить есть?
Филипп сбросил руку с плеча и обернулся. Перед ним стоял парнишка приблизительно такого же как он сам возраста и добродушно помаргивал рыжими ресницами. — Идем, покурим. Я тебе, цыган, чего-то покажу!
То ли неожиданное обращение, то ли располагающая внешность и дружеский тон, но что-то заставило Филю галантно извиниться перед дамой и двинуться вслед за новым знакомым.
Цыганом его назвали не впервые. Нужно сказать, что к этому времени Филипп, как, впрочем, и большинство других поклонников «Beatls», отпустил длинные черные волосы до плеч, а к своему гитарному репертуару добавил несколько романсов и цыганских песен, что вызывало у окружающих совершенно четкую ассоциацию с кочевым племенем.
О том и толковали они на крыльце с Петром, как представился рыжий. Как оказалось, именно в Шполе руководители области попытались закрепить на земле один из цыганских таборов. Выделили им дома, дали подъемные, взяли мужчин на работу, а детей попытались отдать в школу. Однако уже через несколько месяцев рядом со Шполой разбил шатры караван новых пришельцев, а дети и мужчины исчезли с места работы и учебы. Женщины иногда повлялись в городке на базаре, но только для своего истинного предназначения: гадать по руке и по картам, и ловить дураков и дур, отдававших последние рубли под гипнозом слов, жестов и пронзительных взглядов вещуний. Как вспомогательный процесс воспринималось легкое воровство и попрошайничество, но если воровали по-крупному, то возникали конфликты, иногда серьезные. Обо всем этом Филипп узнал от разговорчивого Петра, но заверил его, что к цыганам отношения не имеет, а приехал из Киева с бригадой строителей. Он хотел позвать Олега для окончательного подтверждения информации, но сколь не заглядывал в зал, найти его не смог. Поэтому, когда Петр достал из бокового кармана бутылку вина и предложил выпить за знакомство, он ничуть не смутившись согласился и двинулся вслед за новым приятелем за угол клубного здания.
Как только они очутились в слабо освещенном закутке, Филипп понял, что попал впросак. Их мгновенно окружило семь или восемь теней в кепках, а совсем рядом Филипп узрел трех малолеток, которым недавно надавал оплеух за хулиганство. Петр обернулся на Филиппа, добродушно моргнул ресницами и сказал изменившимся голосом: — Так ты, говоришь, столичный?
Читать дальше