Гейл Форман - Если я останусь

Тут Адам не выдерживает. Его рыдания пробиваются из груди, как кулаки, молотящие по мягкой плоти.

Я закрываю глаза, закрываю уши. Я не могу на это смотреть. Я не могу это слышать.

Но потом я слышу уже не Адама. Это иной звук: низкий стон, в одно мгновение взлетающий к небесам и переходящий в нежность и красоту. Виолончель. Адам надел наушники на мои неслышащие уши и сейчас кладет айпод мне на грудь. Извиняется: мол, он знает, что это не самая любимая моя пьеса, но лучше ему ничего не попалось. Он делает звук погромче, и я слышу, как в утреннем воздухе разливается музыка. Адам берет меня за руку.

Это Йо-Йо Ма — он играет «Andante con росо е moto rubato». Тихая басовая партия пианино звучит как предостережение. Вступает виолончель — словно истекающее кровью сердце. И будто что-то рушится во мне.

Я сижу за утренним столом с моей семьей, пью горячий кофе, смеясь над шоколадными усами Тедди. За окном кружится снег.

Я прихожу на кладбище — три могилы под деревом на холме, глядящем на реку.

Я лежу на песчаном берегу реки вместе с Адамом, моя голова покоится на его груди.

Я слышу, как люди произносят слово «сирота», и понимаю, что они говорят обо мне.

Я иду по Нью-Йорку с Ким, небоскребы бросают тени на наши лица.

Я держу Тедди на коленях, щекочу его, а он хохочет так, что опрокидывается навзничь.

Я сижу, обнимая виолончель — ту самую, которую мама с папой подарили мне после первого выступления. Мои пальцы ласкают деку и колки, ставшие гладкими от прикосновений. Смычок ложится на струны. Я смотрю на свою руку, ожидая начала музыки.

Я смотрю на свою руку в руке Адама.

Йо-Йо Ма продолжает играть, и пианино с виолончелью словно вливаются в мое тело, так же как раствор из капельницы и переливаемая кровь. На меня накатывают воспоминания о моей жизни, какой она была, и видения того, какой она могла бы быть, стремительно, мощно и яростно. Я чувствую, что не поспеваю за ними, но они мчат сплошным потоком, и все сталкивается, перепутывается — а я больше не могу этого вынести. Я больше ни секунды не могу тут оставаться.

Ослепительная вспышка, жгучее мгновение режущей боли — молчаливый вопль моего переломанного тела. Впервые я ощущаю, как мучительно будет остаться.

Но потом я чувствую руку Адама — не вижу, а чувствую. Я больше не сижу, скорчившись на стуле. Я лежу на спине на больничной кровати, я снова едина со своим телом.

Адам рыдает, и где-то внутри себя я тоже плачу, потому что наконец-то все чувствую. Я ощущаю не только физическую боль, но все, что я потеряла — и это абсолютная катастрофа. Она оставит во мне дыру размером с кратер, которую ничто никогда не заполнит. Но я также ощущаю все, что есть в моей жизни, включая потерянное, равно как и невообразимую неизвестность того, что жизнь еще может мне принести. И это уже слишком. Возбуждение растет, угрожая разорвать мне грудь. Единственный способ пережить его — сосредоточиться на руке Адама, сжимающей мою.

И мне вдруг становится необходимо тоже подержаться за него — ничто в мире никогда не было так нужно. Пусть не только он сжимает мою руку, но и я его. Я направляю каждую оставшуюся каплю сил в свою правую руку. Я слаба, так что это очень трудно. Но я собираю всю когда-либо испытанную мною любовь, все силы, какие мне дали бабушка с дедушкой, и Ким, и медсестры. Я призываю всю энергию, которой наполнили бы меня мама, папа и Тедди, если бы могли. Собираю всю собственную силу, фокусирую ее, словно лазерный луч, в пальцах и ладони правой руки. Я представляю, как моя рука гладит волосы Тедди; сжимает смычок, занесенный над струнами виолончели; сплетается с рукой Адама.

И стискиваю пальцы.

Потом, ослабев, лежу — изможденная, не уверенная, правда ли у меня все получилось. Я не знаю, значит ли мое движение что-нибудь, замечено ли оно, важно ли.

Но тут рука Адама сжимается сильнее, как будто удерживает все мое тело. Как будто может поднять меня с этой кровати. А потом я слышу резкий вздох и любимый голос — первый раз сегодня я действительно его слышу.

— Мия? — спрашивает Адам.

Много людей за короткое время сошлись вместе, чтобы «Если я останусь» смогла появиться на свет. Началась эта книга с Джиллиан Олдрич, которая расчувствовалась (в хорошем смысле слова), когда я изложила ей свою идею. Это оказалось достаточным стимулом, чтобы я приступила к работе.

Тамара Гленни, Элиза Грисволд, Ким Севчик и Шон Смит нашли в своих напряженных графиках время, чтобы прочитать первые наброски и подарить мне столь необходимую поддержку. Я люблю и благодарю их за бесконечное великодушие и дружбу. Некоторые люди помогают сохранять присутствие духа; Марджори Инголл помогает мне сохранять присутствие сердца, и за это я люблю и благодарю ее. Спасибо также Джане и Моше Банин.