Роберт Гринвуд - Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны

Оски, для которого процесс, именуемый «очисткой грунта», был гораздо важнее международного положения, отказывался даже вникнуть в дело как следует.

— Осточертели мне эти кризисы, — отвечал он. — Сеять надо больше. Вот что нам в Англии требуется, — и он возвращался к участку, засаженному картофелем.

В свободное от этих важных размышлений время мистер Бантинг, порой загораясь жаждой деятельности, возился в саду, если позволяла погода. Он чинил забор, чистил дорожки, обмазывал креозотом шпалеры. Все, что угодно, лишь бы убить время. Целое утро он приводил в порядок сарай, а когда привел, оказалось, что разницы даже не заметно. Досадно было то, что все эти занятия поглощали труд, как пески пустынь поглощают воду, а в конце концов даже нельзя разобрать, было ли тут что-нибудь сделано или нет. Скоро он дошел до того, что, принимаясь за дело, думал, нельзя ли как-нибудь обойтись без этого. Да и все эти дела яйца выеденного не стоят.

«Да, поторопился я уйти на покой, — невесело раздумывал он. — Энергии у меня еще много», — и его мысли возвращались к фирме Брокли, к уютному «закутку», к Кордеру на высоком табурете, болтающему ногами и изрекающему шекспировские афоризмы. Теперь там Слингер. Ну, Слингеру Джо едва ли станет читать стихи. «Из гадов всех, кишащих на земле», — что-нибудь в таком роде, это еще может быть. Нет, к Брокли он никогда не вернется; и сами они за ним не пришлют. А больше деваться некуда. Первоклассный специалист по скобяным изделиям, и вот пропадает зря, со всем своим опытом. — Если бы я мог найти какое-нибудь место, — бормотал он с тоской. Атлас вздыхал о своей ноше.

Эрнест сидел за столиком, служившим ему у Дэнби вместо конторки, и проверял счета прачечной мистера Игла. Ему не часто приходилось «иметь дело с цифирью», как выражался Дэнби, он больше бегал по городу, чем сидел в конторе: разговаривал со съемщиками, показывал покупателям продажные дома. Он уже полгода служил у Дэнби, и теперь убогая Силвер-стрит, когда он пробегал по ней, занятый каким-нибудь спешным делом, не производила на него такого тягостного впечатления, как раньше. Привычка стерла резкость контраста между его теперешним положением и тем, что сулили ему проспекты Старейшей школы бухгалтерии.

Но в данное время к его мыслям примешивалось негодование. Дэнби сегодня утром сообщил ему, и очень бесцеремонным тоном, что положение дела не допускает даже мысли о прибавке. Возражения Эрнеста были отпарированы, еще более бесцеремонными намеками на возможность снижения оплаты, и «в самом непродолжительном времени. Служащих, знаете ли, сейчас можно найти сколько угодно, и очень толковых». Грубость была тут совершенно ни к чему, но Дэнби вчера хватил лишнее, и потому сегодня утром встал с левой ноги. Эрнест отлично понимал свое положение. Оно было именно таково, как и следовало ожидать, — Эрнест теперь всецело зависел от воли Дэнби. Вот что значило уйти из городского управления, вот что значило «рискнуть». Он чувствовал себя в положении мотылька, налетевшего на свечку.

И все-таки он много кой-чего узнал в этой сомнительной конторе, где занимались всем, что только подвертывалось под руку, — много такого, с чем никогда бы не соприкоснулся в атмосфере высокой порядочности, царившей в канцелярии городского управления. Например, он узнал, как легко уговорить людей подписать «наше обычное соглашение», не читая его, и в какое расстройство они приходят, прочитав его впоследствии. Он узнал, что шестипенсовая гербовая марка может сыграть роль липкой бумаги, на которую ловится беспечный клиент. Он привык слышать доносившиеся из-за перегородки раздраженные голоса клиентов, которые не понимали подобных тонкостей, а потому осыпали бранью мистера Дэнби, привык и к тому, что на его голову изливались остатки гнева, еще кипевшего в душе клиента, когда тот пулей вылетал из кабинета.

Виски и сигары не переводились в кабинете Дэнби, без них тут не заключалось ни одной сделки; и они же были непременным угощением в те дни, когда там собирался кружок спекулянтов, его темных компаньонов. Как только истекал срок чьей-нибудь закладной или являлась возможность оттягать какую-нибудь лавчонку у ее законного арендатора, прижать какого-нибудь мелкого человечка или поживиться на общественный счет, в кабинет Дэнби немедленно слетались эти коршуны. Сидя за тонкой деревянной перегородкой, Эрнест прислушивался к происходившему в кабинете вавилонскому столпотворению, к спорам и ругани; потом разногласия улаживались, слышался смех и звон стаканов, после чего красный, охрипший Дэнби выбегал из кабинета и минут десять оживленно беседовал по телефону, обмениваясь с кем-то информацией сугубо частного характера; такой разговор стоило послушать.