Уилл Селф - Обезьяны

Саймон же увидел вот что: зверь помахал лапами у него перед носом, протянул вперед пальцы и схватил его, быстро, очень быстро, и одновременно завопил, а затем глухо завыл, как воют хищники. До чего же громко! Крики отразились от оконного стекла, Саймона прошиб холодный пот. До чего же громко!

— «Ррррраааарррр! Ррррраааарррр! Рррррааа-арррр!» — закричал в ответ Саймон, продолжив очень неоригинальным, но оглушительным: — «Хуууу!» На помощь!!!

Он хотел увернуться от этого зверя, не видеть больше его гигантский слюнявый рот, его зубы, такие неимоверно длинные. Обернулся, прикинул, сможет ли открыть окно и спуститься в сад. Мысли неслись непоследовательно, но весьма прагматично, так что он сумел оценить, высоко ли придется прыгать. Тут зверь снова потянулся к нему, и Саймон не успел отреагировать — да он и не знал как.

До чего же быстро этот зверь передвигается! Вот он уже вытянулся во весь рост, взмахнул передними лапами, удерживается на двух задних.

— «Ааааа!» — вокализировала не на шутку перепуганная Сара; морда у Саймона такая бледная, вся шерсть в поту, хотя и не стоит дыбом, а свисает мокрыми клочьями с его ласковых лап, которые миг назад обнимали ее с бесконечной нежностью, а теперь в страхе отчаянно колотят по подоконнику. — Саймон! «Хуууу!» Покажи мне, любовь моя, что с тобой «ХУУУУУУ»?

Мысль об окне улетучилась, а о двери и речи быть не могло. Едва только Саймон осознал, что спал в одной постели с животным, как его парализовал неодолимый, цепенящий ужас — несмутный, шелковый, тревожный, с туками и стуками, отчетливыми, словно когти скребут по полу, по стене, зловещая птица, вылетевши из-за штор, что он задергивал утром, входит ему прямо в голову, чтобы остаться там навечно, голова его машет ушами, ибо прескверной гостье некуда девать крылья, а прямо перед ним — белый шимпанзе, на кровать к нему садится. Его телесная форма — вот чего Саймон не мог вынести. Чуждая, враждебная, чудовищная форма, которая в этот миг приходит в движение.

Сара же просто захотела — даже не захотела, это было веление инстинкта — приласкать его, обнять, пощупать, расправить его печальную, мятую шерсть, успокоить дрожащие лапы своего самца, которые дергались, но не показывали ничего вразумительного. Она подвинулась ближе, села на самый край гнезда, намереваясь обнять Саймона и приступить к экстренной чистке.

— Пошел прочь, пошелпрочь, пошелпрочь, пшел-прооооооочь!!! — Саймон ничком рухнул наземь, забился в угол. Над ним возвышалось чудище, его визуальный образ еще не отпечатался в глазах Саймона — художник чуял лишь жуткий звериный смрад, он заполонил ему ноздри, не давая воспринимать запах собственного пота, который, унюхай он его, обозначал бы лишь страх, жуткий страх.

Почему он так странно вокализирует? Сара, сама вне себя от ужаса, не могла ни на что решиться. Вожаче мой! У него какой-то жуткий припадок. И тотчас, даже несмотря на ступор, подумала: может, дело в этой чертовой наркоте? Все из-за экстази, так? Из-за дрянного кокаина? Из-за полбутылки Тленморанги», выпитой в глубинах «Силинка»? Сара не знала, как поступить, и тут поняла, что ей неудобно, — между бедер этаким воздушным шаром оказалась зажата ее же седалищная мозоль. Инстинктивно она переменила позу, закрыв мозоль лапой.

В общем, что именно она сделала, значения не имело, ибо в этот миг самец напал на нее.

— Тваюмаааааааааать! — заорал он во всю глотку, выскочил из-под подоконника и замахнулся на Сару. Она отпрянула, сжалась, ожидая, что когти вонзятся ей в морду, но ничего подобного не произошло. Саймон двигался как-то не так, что-то с ним было очень сильно не в порядке, — казалось, он разучился пользоваться лапами. Он даже не сумел правильно оценить расстояние от угла, где лежал, до края гнезда, где стояла Сара. Лапы молотили воздух, не доставая до морды. Она схватила его за плечо — мышцы расслаблены. Недолго думая, схватила и вторую его лапу, с легкостью. Пара смотрела друг на друга, разделенная непреодолимой пропастью, которая еще недавно была просто симпатичным половичком.

Саймон по-прежнему издавал странные, непонятные гортанные вокализации. Сара вытянула лапы самца по швам и решительно шагнула с края гнезда на пол.

— Саймон, любовь моя, Саймон, — застучала она по тыльной стороне его ладоней, покрытых такой милой, любимой шерстью, — что с тобой «грррннн», любовь моя «хуууу»? Что тебя так «грррнннн» напугало? Это же просто я, Сара.

Он хныкал и скулил, как-то странно, очень низко, по-звериному. Глаза закатились, были видны только белки. Сару очень беспокоило, что шерсть у него не стоит дыбом и что его трясет, задние лапы дрожат, будто он танцует сидя. И вдруг, на какой-то миг, она ощутила, что его пальцы что-то сообщили ей, она распознала пару-другую знаков, исполненных нешимпанзеческого страха.