Сара Уинман - Когда бог был кроликом

— Даже не подозревал, что вы такая роялистка, Хейли.

— В тихом омуте, Элфи, в тихом омуте… — Она потянулась было к папиным ягодицам, но натолкнулась там на руку моей матери. — О, Кейт, я и не видела тебя, милая.

— Вы не могли бы помочь Грегу Харрису бороться с машинами?

— Уж я ему, голубчику, помогу, — согласилась она и засеменила к самодельной баррикаде, которая на время вечеринки перегораживала нашу улицу и накрывала проезд на Вудфорл-авеню.

Нам с Дженни Пенни поручили накрывать составленные вместе столы. Мы застелили их бумажными скатертями с изображением государственного флага и расставили по краям бумажные стаканчики и пластмассовые ножи с вилками. Потом пришла очередь тарелок с печеньями, кексами и шоколадными рулетами, которые тут же начали плавиться на солнце.

— Я один раз написала королеве письмо, — сказала Дженни Пении.

— О чем?

— Спрашивала, нельзя ли мне жить у нее.

— И что она ответила?

— Что подумает.

— Интересно, она и правда подумает?

— А почему нет?

У нас за спиной сердито загудела машина. Мы услышали громкий голос матери Дженни Пенни:

— Вали отсюда в задницу, идиот! Нет, я не собираюсь. Сдавай-ка назад, здесь ты не проедешь!

Новые раздраженные гудки.

Дженни Пенни побледнела. Кто-то, скорее всего моя мать, сделал музыку погромче, чтобы заглушить поток ругани.

— Ух ты. — Я услышала первые звуки «Богемской рапсодии». — Это моя любимая.

Дженни Пенни прислушалась. Улыбнулась.

— Я знаю все слова, — похвасталась она. — Я запеваю. «И вижу маленький силуэт. Скарамуш, Скарамуш, ты станцуешь фанданго?»

— Нет, ты здесь не проедешь! — вопила миссис Пенни.

— «Гром и молнии очень пугают МЕНН-Я-Я!» — пела я.

К нам подскочил мистер Харрис:

— Где твой отец, Элли?

— «Галилео, Галилео, Галилео».

— «Фигаро!» — подхватывала Дженни Пенни.

— Твой отец, Элли? Где он? Это серьезно. Там сейчас будет драка.

— «Я бедный малый, и никто меня не любит», — выводила я.

— Да пошли вы, — плюнул мистер Харрис и ушел.

— А вот это передай своему брату из полиции! — орала миссис Пенни и, распахнув блузку, продемонстрировала водителю подпрыгивающие груди.

Мимо нас пробежал мой отец, закатывая на ходу рукава рубашки.

— У-нас-пробле-ма, — приговаривал он по слогам — привычка, которую я терпеть не могла.

— «Отпусти его!» — пела Дженни Пенни.

— «Я тебя не отпущу», — вторила ей я.

— Вы просто не так поняли, — втолковывал водителю отец.

— Отпусти меня! — взвизгнула миссис Пенни.

— Давайте выпьем чаю и все обсудим, — уговаривал отец.

— «Я тебя не отпущу!»

— «Отпусти его…»

— ДА ВЫ ОБЕ ЗАМОЛЧИТЕ КОГДА-НИБУДЬ? — завопит мистер Харрис и выдернул вилку проигрывателя из розетки.

Он взял нас за руки и отвел в тень большого платана.

— Сядьте здесь и не шевелитесь, пока я не разрешу, — приказал он и вытер выступивший у него под носом пот.

Дженни Пенни тут же шевельнулась.

— Не смей, — сказал он и, открутив крышечку у фляги, одним глотком выпил, наверное, половину ее содержимого. — Кое-кто тут занимается делом. Важным делом.

Официально празднование началось в два часа дня, и открыл его мистер Харрис с помощью оставшейся в его фляге жидкости и корабельного свистка. Он произнес вдохновенную речь о высоком значении монархии и о том, как благодаря ей мы выгодно отличаемся от всего остального нецивилизованного мира. Особенно от американцев. Мои родители во время этой речи смотрели себе под ноги, а в конце пробормотали что-то довольно резкое, что было на них совсем не похоже. Он сказал, что королева — это неотъемлемая часть нашего культурного наследия (тут мой брат и Чарли засмеялись) и что, если монархия когда-нибудь рухнет, он лично пойдет и повесится, чего и желала ему его первая жена.

— За его величество. — Он поднял бокал и просвистел в корабельный свисток.

Нэнси пришла на праздник в костюме Елизаветы Первой. Так она скрывалась от репортеров, потому что совсем недавно вышел ее новый фильм и они гонялись за ней, надеясь поймать в какой-нибудь компрометирующей ситуации.

— Привет, красавица! — окликнула она меня.

— Нэнси, — позвала Дженни Пенни, прокладывая путь через толпу гостей. — Можно тебя спросить?

— Конечно, милая.

— Скажи. Ширли Бэсси — лесбиянка?

— Думаю, что нет, — засмеялась Нэнси. — А что?

— А Элис Купер?

— Нет. Точно нет.

— А Ванесса Редгрейв?

— Нет.

— А «АББА»?

— Кто из них?

— Все.