Изабелла Худолей: Фарисей

— Это же акция против тебя, Изольда. Чтобы ты предстала в облике человека, который не может ничего организовать по–человечески.

— Да что я, не понимаю, что ли? Конечно, это расчет на естественную реакцию академика, который сейчас вот сидит передо мной, как туча, и вот–вот сорвется…

— Ты что, плачешь?! Немедленно прекрати. Они только этого и хотят, мать…

— Тебе хорошо, а мне даже так нельзя облегчиться. Вот тут сидит академик и слушает меня…

Академик тут же:

— Изольда, если тебе от этого будет легче, валяй. Мы тут свои люди… Так, ребятки, кина не будет. Они просчитались. Я пойду оперировать. А вы тут оставайтесь, ждите милицию. Только ко мне стряпчих не допускайте, я их не люблю.

По гроб жизни будет благодарна этому человеку Изольда. Немолодой, нездоровый, он начисто отмел этот стресс. Он оперировал скверными инструментами, с людьми, которые не знали его привычек. Уж что там было у него на душе, но он даже подшучивал над собой по ходу операции, отпускал комплименты операционной сестре. В операционной была теплая, светлая обстановка. Оперировал он блестяще и быстро. Мальчик перенес операцию легко и вскоре был выписан. Доцента отправили самолетом в Москву со справкой вместо паспорта.

На следующий день к институту подбросили удостоверение ограбленного доцента. Вероятно, чтобы поставить в известность руководство. Пришла туда же ориентировка из милиции. Выговора Изольде почему‑то не последовало, хотя и — не обеспечила, не уберегла и налицо разгильдяйство. Возможно, там тоже догадались, чьих рук это дело и решили не обострять.

Не все проблемы разрешались так. Изольда чувствовала, что ее «пасут», ждут какой‑нибудь ошибки, скандала. Если он не возникнет сам, знала, что его спровоцируют. Когда еще не уехали москвичи, врачи–все как один опытные и знающие, — в клинике случилось несчастье. На шестые сутки после операции по поводу гнойного аппендицита внезапно умерла девочка двух лет. Непросто развивалась ее болезнь. От ее начала до операции прошло девять дней. За это время она пролежала день в хирургии, потом четыре дня в инфекционной больнице, потом возвратилась в хирургию и там оперирована. Будь у нее аппендицит с самого начала, то за эти девять дней ребенок двух лет уже бы умер без операции, а у нее был гнойный аппендицит и, судя по изменениям в отростке, развивался он в последние сутки–двое. Даже вскрытие картины не прояснило. Было очевидно, что аппендицит развивался на фоне тяжелой вирусной инфекции.

Жалоба от родителей ребенка не заставила себя ждать. Академик с нею ознакомился и дал свое заключение по этому случаю. В нем он писал, что значительное число высококвалифицированных специалистов, обследовавших больную на всех этапах диагностики и лечения, подтверждает тот факт, что ребенок имел максимум внимания и что несомненна трудность диагностики и тяжесть микст–заболевания. Он полагал, что печальный исход, который наступил несмотря на внимание персонала и интенсивную терапию, произошел в результате крайне тяжелого, не полностью диагностированного даже после патологоанатомического исследования, заболевания вирусной этиологии.

Академику в этой узкой специальности не все ясно, а вот «ум, честь и совесть» разобралась быстро и досконально. Дама, представляющая эту могучую организацию, имела подмоченную репутацию еще в медицинском институте, где она была «румяным комсомольским вождем». Это, как водится, не помешало продвигать ее далее по партийно–советской стезе. «Двигателям» она импонировала. Соврать таким, что плюнуть. Дама говорила как о прошлом и благом деле, о проведенной реконструкции того корпуса, где почти двадцать лет маялись в тисках вечного ремонта шесть детских отделений, где пять лет

подряд не было горячей воды, а потом столько же — только горячая, зимой и летом. Где корпус, как в Венеции, стоял в буквальном смысле на воде. Последние десять лет ее и не пытались откачивать из подвала. «Вождь» известил актив медработников города, что реконструкция замка на воде успешно завершена. Еще «вождь», комментируя этот несчастный случай в том же корпусе, известил, что все врачи, лечившие эту девочку, перечислив их поименно и не забыв зав. кафедрой, «скомпрометировали себя нарушением врачебной этики, безразличием к больным, низкой профессиональной квалификацией». Скомпрометированные, конечно, знали что партии, которая рулевой, с ее идейных позиций видней, но знали они также, кто вертит этот самый руль.