Ольга Лукас - Тринадцатая редакция. Напиток богов

— Передай своему сердечному другу Жану, что Техники будут нужны всегда.

— Да-да, я уже понял, что без вас никуда, — признал Цианид. — Ну, давай скорее посмотрим, что тут у нас.

Виталик изъял датчики у Наташи, сестёр Гусевых и Константина Петровича, велел всем отойти в сторону и углубился в работу. Через несколько минут он отключил сканер и объявил:

— Мы постепенно собираем наш паззл — и это ура, товарищи. Первый приз достаётся Наташе. Она обнаружила тщеславие такого удивительного фиолетового оттенка, какой я видел только… да нет, такого я не видел даже в изменённом состоянии. Итого — счет четыре-три в нашу пользу. Марине и Галине я хочу дать добрый совет. Если будете подбрасывать людям, которые едут рядом с вами в метро, не контакты, а горелые спички — ничего не изменится. Вам весело, а мне меньше работы.

— Что, ни один из двенадцати — не подходит? — расстроилась Галина.

— Нет.

— А если им не спички, а фантики подбрасывать? — спросила Марина.

— Тоже годится, — кивнул Виталик.

— А петарды?

— Нормалёк.

— А вишнёвые косто…

— Так, а что там с Еленой Васильевной? — напомнил Константин Петрович.

— О, это впечатляющий ёрш. Такую серо-буро-малиновую дрянь я тоже вижу впервые. Это не ингредиент для коктейля, а вполне самостоятельный напиток. Причём состав его не смог бы описать и сам Венедикт Ерофеев.

— А каких эмоций там всё-таки больше?

— Эмоций каких? Отрицательных. Не пей эту жижу, если жизнь и рассудок тебе дороги.

— То-то у меня после общения с Еленой Васильевной всегда бывает такое как бы похмелье, — констатировал Цианид.

Жаль, конечно, что она и впредь будет называть его «подлецом» и «проходимцем». Но он сделал всё, чтобы это предотвратить. Остаётся смириться и поскорее перейти к делам, результат которых действительно зависит от его действий.

— Тс-с, тихо, тихо! Не напугайте его!

— Его? Кого — его? Я ведь к девушке пришел.

— Тихо, не кричите так на всю лестницу — услышат. Заходите в дом. Мы Леночку попросили, Мишенькину подругу. Чтоб она позвонила куда-нибудь и вызвала вас. Стойте, не натрясите микробов. Я сейчас принесу вам тапки и веник.

Хозяйка в вечернем макияже и доисторическом домашнем халате удалилась в темноту. Шурик остался в полутёмной прихожей. «Саша, Саша, какой из тебя психолог?» — снова подумал он.

Потенциальный ингредиент под кодовым названием «Страх» проживал в знаменитом доме политкаторжан неподалёку от станции метро «Горьковская». Шурик бывал здесь, этажом ниже, в далёком детстве, вместе с братом. Брату очень нужно было переписать новые песни группы «Аквариум», чтобы понравиться какой-то девочке. Песен ему переписать не удалось — к магнитофону была большая очередь, но он, кажется, познакомился здесь с другой девочкой. Шурик не помнит деталей — ему дали старый хозяйский самокат и разрешили кататься по длинным-предлинным коридорам. Коридоры нужны были политкаторжанам для того, чтобы ходить по ним, гремя цепями. Но в тот день ни один каторжанин в цепях Шурику так и не встретился, а больше брат его с собой не брал.

Конечно, память детства сыграла злую шутку: от метро он пошел не в ту сторону, заблудился, очутился на набережной. Но карта, заботливо распечатанная Наташей, всё-таки вывела к цели.

— Вот, — сказала хозяйка, появляясь из темноты с веником и шлепанцами, — как следует обметитесь и ступайте туда, где видите — свет виднеется?

Свет пробивался из-под плотных занавесок, скрывавших дверной проём.

Шурик пошуршал в темноте веником, перепрыгнул в шлепанцы, которые были на три размера больше, чем надо, и пошел на свет.

— Кто чужого пустил? — раздалось из темноты стариковское уханье. — Чужой, Нина, там чужой!

— Спите, деда, спите. Это к Мишеньке.

— Окна не распахивайте так! Уходишь из комнаты — окна закрывай! Залезут с крыши! — послышалось с другой стороны.

— Тише, тише, услышат ведь соседи! — шептал третий голос.

Шурик решительно откинул тёмную ткань и оказался в сумрачной полупустой комнате, освещённой большой хирургической лампой. По левую руку располагались мойка, плита, кухонные шкафы и прочая утварь. По правую — стоял голый продавленный диван да дешевый компьютерный стол, за которым, уткнувшись в ноутбук, сидел «пациент».

Окно было завешено такой же тёмной плотной тканью (Шурик признал в ней театральный занавес), что и вход. Рядом с диваном находилась крашеная белой масляной краской дверь, ведущая, должно быть, в соседнюю комнату.