Жорж Сименон - Поезд из Венеции

Теперь ему нужно было взять реванш — взять втихомолку, втайне, поскольку он никому не мог признаться, что стал богатым человеком.

Проходили дни, недели, и жена все внимательнее приглядывалась к нему, становилась все заботливее, то и дело поглядывала на него.

— Скажи, у тебя действительно нет неприятностей? Или ты от меня что-то скрываешь?

— Да нет же, дорогая, клянусь тебе.

— Значит, ты просто переутомился.

— Уверяю тебя, я работаю не больше, чем обычно.

По воскресеньям родители жены тоже исподтишка поглядывали на него. Видимо, он служил в семье предметом разговора. Подтвердилось это довольно скоро: однажды в воскресенье, когда Жюстен гулял с Жозе — Биб простудился и не выходил из дому, — она вдруг сказала ему с самым серьезным видом, как взрослая:

— В общем-то, все мы эгоистки.

— О ком это ты?

— О нас, женщинах… Если хочешь знать, то и дети тоже.

— А почему ты мне это говоришь?

— Потому что все привыкли, что мужчины работают, и уже как-то не думают об этом. А мы еще всегда чего-нибудь требуем. На прошлой неделе, например, я попросила маму купить мне к осени новый свитер, потому что прошлогодний стал мне тесен. А ведь я вполне могла бы его еще поносить. По правде говоря, мне просто захотелось иметь такой же бледно-голубой, как у моей подружки Шарлотты. А тебе ведь пришлось бы для этого больше работать… Ты простишь меня, что я такая эгоистка?

Даже она стала относиться к нему покровительственно и беспокоилась, если он отказывался от какого-нибудь блюда.

— Почему ты не ешь?

— Я съел достаточно.

— Ты уверен, что это достаточно для мужчины?

— Ну, конечно, дорогая…

Даже мадемуазель Денав, самая уродливая из секретарш — та, которую Боб, встречая в коридоре, непременно похлопывал, чтобы заставить покраснеть, — и та, казалось, перенесла на Жюстена тайную любовь, которую раньше питала к его приятелю.

Стоило ему зайти в секретариат в поисках свободной стенографистки, как она вскакивала, бросив работу на середине.

— Я нужна вам, господин Кальмар?

Какая разница — она или другая? Она садилась напротив него, и выражение ее лица становилось еще более смиренным, точно он был важной шишкой.

— У вас все в порядке, мосье Кальмар?

— Конечно, конечно.

Его возмущала эта заботливость, этот своеобразный шпионаж. И дома, и на работе он чувствовал себя узником, окруженным кольцом пристальных взглядов, следивших за малейшим его поступком, жестом, выражением лица.

Как-то раз Жюстен диктовал письмо к одной американской фирме, производящей химикалии, в котором просил сообщить данные о новом синтетическом изделии, и допустил ошибку в предпоследнем абзаце. Без пяти минут шесть он кончил диктовать мадемуазель Денав, а как только сел в машину, сообразил, что вместо одного слова употребил другое, отчего менялся весь смысл. «Надо будет завтра исправить», — подумал Кальмар и, уже засыпая, еще раз повторил:

— Не забыть бы сказать Денав…

И вот назавтра, придя на работу, он увидел письмо у себя на столе, пробежал его глазами и обнаружил, что ошибка уже исправлена.

— Мадемуазель Денав… Зайдите ко мне, пожалуйста, на минутку…

— Что, мосье Кальмар?

Он сурово посмотрел на нее.

— Это письмо я диктовал вам вчера в конце дня? Скажите… Разве это мой текст…

— Видите ли…

— Вы ничего не изменили?

— Простите меня, мосье Кальмар… Мне показалось, что вы очень устали… Вы употребили одно слово вместо другого, и я позволила себе исправить…

— А, может быть, я имел в виду именно это слово?

Она опустила голову, будто собираясь заплакать.

— Впредь, пожалуйста, так не поступайте и не делайте скороспелых выводов… Я чувствую себя прекрасно, мадемуазель Денав, слышите, прекрасно… Гораздо лучше, чем думают некоторые…

Жюстен был неправ. Не стоило восстанавливать против себя эту бедную девушку, которая лишь хотела оберечь его, не стоило повторять историю с Мимуном. Но, с другой стороны, почему все считают, что его нужно оберегать? И от чего? От кого?

Наоборот, у него все стало налаживаться. Теперь, когда непосредственная опасность, казалось, миновала, он стал оставлять чемоданчик в хранилище на два, а то и на три срока, своевременно опуская монетку в щель автомата.

Жюстен нашел еще два киоска, где продавалась «Трибюн де Лозанн», причем один из них — на площади Звезды, так что теперь ему не дано было разъезжать за ней по всему городу. Однако, купив газету, он по-прежнему заходил в кафе или в бар и сразу отправлялся в туалет, чтобы ее просмотреть.