В этом месте Дан напечатал «продолжение следует» и крикнул: «Рукопись в печать!» Рассыльный выхватил у него из рук листок бумаги и бегом бросился в отдел городских новостей.
Уже автоматически Дан отметил время. Двенадцать семнадцать: шестнадцать минут до подписания континентального выпуска. Это был главный рубеж в работе редакции — местный выпуск распространялся наибольшим тиражом. То, что он сейчас пишет, сегодня же вечером будут читать в тысячах домов — в теплых, удобных квартирах, в уюте домашнего очага…
«Читатели „Пост“ помнят, что наша газета первой поведала трагическую историю Анри Дюваля, у которого — волею судьбы — нет гражданства. Почти два года назад в отчаянии он тайком пробрался на судно. И с тех пор страна за страной отказывают ему в разрешении на въезд.
Британия бросила Дюваля за решетку на все время стоянки судна в порту. Америка заковала его в кандалы. Канада не сделала ни того, ни другого, прикинувшись, что его просто не существует».
— Давай следующий кусок, Дан! — в голосе Чака Вулфендта звенело нетерпеливое волнение.
Рассыльный тут как тут. Лист с текстом вылетел из пишущей машинки, на его место стремительно вставлен чистый.
«Есть ли шанс, что молодого Анри Дюваля впустят в нашу страну? Смогут ли ему помочь легальные меры?
Более зрелые, более холодные головы сказали „нет“. Правительство и министр по делам гражданства и иммиграции, утверждают они, обладают властью, с которой бесполезно тягаться.
Элан Мэйтлэнд не согласен с ними. „Моему клиенту отказано в элементарном человеческом праве, — заявил он сегодня. — И я намерен за него бороться“».
Он напечатал еще три абзаца, цитируя Мэйтлэнда. Они были лаконичны и конкретны.
— Давай дальше, Дан! — крикнул Вулфендт, рядом с которым теперь возник также и выпускающий редактор. Материал о поисковых работах в горах принес одно разочарование: пропавшая дамочка нашлась живой и здоровой, ни тени злого умысла, муж ее полностью оправдан. А счастливый конец никогда не способен вызвать такого живого интереса, как трагедия.
Дан Орлифф, не отрываясь, продолжал стучать на машинке, складывая в мозгу предложения и фразы; пальцы лишь послушно следовали за мыслями.
«Вне зависимости от того, преуспеет ли Элан Мэйтлэнд в достижении своей цели или потерпит поражение, ему придется действовать наперегонки со временем. Судно с Дювалем на борту, океанский бродяга „Вастервик“, который может никогда больше не зайти в Канаду, должно отплыть через две недели, если не раньше. Судно уже ушло бы в море, но задержалось из-за ремонта».
Так, теперь другие подробности. Дан вкратце изложил основные события. За его плечом появился заместитель редактора отдела городских новостей.
— Дан, добыл фотографию Мэйтлэнда?
— Не было времени, — бросил репортер, не поднимая глаз. — Он говорит, что играл в футбол за университет Британской Колумбии. Попробуй в спортивном отделе.
— Ладно!
Двенадцать двадцать три. Осталось десять минут.
«Первое, чего мы добиваемся, это официального расследования по делу Дюваля, — сообщил Мэйтлэнд нашей газете. — Я обратился с просьбой о таком расследовании ради простой справедливости. Нам в этом было бесповоротно отказано, и, по моему мнению, министерство по делам иммиграции действует так, словно Канада превратилась в полицейское государство».
Теперь подробности биографии Мэйтлэнда.
…Затем — у нас все по-честному — напомнить о позиции министерства по делам иммиграции, выраженной позавчера в заявлении Эдгара Крамера… Опять к Мэйтлэнду — цитата с оценкой такой позиции властей и, наконец, описать самого Мэйтлэнда.
Перед мысленным взором Дана Орлиффа, уставившегося в клавиатуру пишущей машинки, всплыло лицо молодого адвоката, нахмуренное в суровой неумолимости, каким репортер увидел его сегодня утром, когда адвокат выходил из кабинета Крамера.
«Он производит сильное впечатление, этот Элан Мэйтлэнд. Когда он говорит, глаза его горят, а волевой подбородок выступает вперед с неодолимой решимостью. У вас возникает ощущение, что это тот человек, которого вы хотели бы иметь на своей стороне.
Может быть, сегодня вечером Анри Дюваль, запертый на судне в своей одинокой каюте, испытывает именно это чувство».
Двенадцать двадцать девять. Теперь уже время поджимало; еще несколько фактов, ввернуть цитату и хватит. Он подготовит расширенный вариант в последний выпуск, но большинство людей станет читать именно то, что написано сейчас.
Читать дальше