Артур Хейли - На высотах твоих

— Я знаю, что ты этого очень не хочешь, — сказала Маргарет, — но даже если так и произойдет, мы-то с тобой все равно останемся вместе.

— Порой мне кажется, что только это и помогает мне сдержаться и жить, — сказал он и серьезно добавил: — Хотя, возможно, нам осталось не так уж и долго. Русские не дадут. — Хауден чувствовал, как стремительно убегают драгоценные минуты. — Если случится так, что я потерплю поражение, тебе должно быть известно, что у нас осталось совсем мало денег.

Маргарет печально подтвердила:

— Я знаю.

— Мне, конечно, предложат в дар деньги, может быть, даже очень большие суммы. Я решил их не принимать.

Хауден засомневался, поймет ли его Маргарет. Поймет ли она, что в конце своей жизни — этого долгого многотрудного восхождения вверх от сиротского приюта до высшей в стране государственной должности — он просто не может вновь впасть в зависимость от благотворительности.

Маргарет с нежностью сжала его руку.

— Это не имеет никакого значения, Джейми, — в голосе ее звучало душевное волнение. — Да, я считаю позором, что премьер-министры должны жить в бедности, особенно когда ты отдал все и столько сделал совершенно бескорыстно. Может быть, когда-нибудь кто-нибудь все это изменит, но для нас с тобой это ровно ничего не значит.

На него нахлынуло чувство благодарности и любви. Есть ли предел великодушию и благородству, верности и преданности? Волнуясь, он произнес:

— Есть еще кое-что, о чем я давным-давно должен был тебе рассказать.

Хауден протянул ей пожелтевшую программу — обратной стороной с написанным от руки текстом, — которую ему отдал Бонар Дейтц.

Внимательно прочитав, Маргарет сказала:

— Где бы ты ни достал эту бумагу, по-моему, ее нужно сейчас же сжечь.

— И это тебя совсем не трогает? — удивленно спросил он.

— Почему же. Но только в том смысле, что ты должен был довериться мне.

— Думаю, мне было стыдно.

— Это-то мне понятно, — сказала Маргарет. Увидев, что Хауден колеблется, она добавила: — Чтобы тебе стало легче, могу заверить тебя, что это ничего не меняет. Я всегда верила, что тебе предназначено стать тем, кто ты есть, уготовано сделать то, что ты сделал. — Вернув ему программу, она вполголоса произнесла: — В жизни всякое случается. И каждый творит в ней не одно только добро. Сожги, Джейми. Ты давно стер это пятно своими делами.

Подойдя к камину, Хауден чиркнул спичкой. Держа программу за уголок, он молча смотрел, как огонь ползет по бумаге, пока язычки пламени не начали лизать ему пальцы. Бросив ее на пол, он дождался, когда догорят остатки, и растер пепел подошвой.

Маргарет торопливо рылась в своей сумочке. Отыскав наконец вырванный из газеты квадратный клочок, она протянула его Хаудену:

— Вот, попалось сегодня в газете. Специально для тебя сохранила.

Он взял обрывок газеты и прочитал: «Для рожденных под знаком Стрельца сегодня день их победы. Ход событий…»

Не дочитав, Хауден скомкал квадратик бумаги в кулаке.

— Мы сами хозяева своей судьбы, — заявил он. — Я предопределил свою в тот день, когда женился на тебе.

Без трех минут четыре. В правительственном холле его ждал Артур Лексингтон.

— Рассчитали все до секунды, — заметил он премьер-министру.

— Кое-какие дела были, — неопределенно объяснил Хауден.

— У меня плохие новости, — торопливо предупредил Лексингтон. — Сразу после вашей речи Несбитсон и пятеро других собираются перейти на сторону оппозиции.

Это был последний удар. Раскол в кабинете при шести отставках сам по себе был достаточно серьезным. Но переход шести бывших министров в стан оппозиции — крайняя форма отречения от правительства и партии — попахивал катастрофой. На протяжении целого поколения лишь, может быть, однажды могло случиться, чтобы один-единственный депутат переметнулся в самый драматичный и решающий момент. Но четверть кабинета сразу…

Хауден тут же понял, что этот шаг — как ничто иное — сосредоточит все внимание на оппозиции союзному акту и ему как премьер-министру.

— Они выдвинули нам предложение, — сообщил Лексингтон. — Если вы отложите свое выступление, они воздержатся от этой акции вплоть до нашей новой с ними встречи.

На миг Хауден заколебался. Времени практически не осталось, но он может еще успеть уведомить Вашингтон. Милли поддерживает непрерывную связь…

Но тут ему пришли на память слова президента: «Времени у нас нет. По всем прикидкам и логике мы его все исчерпали… И если у нас будет какое-нибудь время… оно будет даровано одной только Божьей милостью… Я молю Бога… даровать нам один только год… Все, что мы можем сделать для наших детей и для их детей, еще не рожденных…»