Томас Мартинес: Святая Эвита

Полковнику хотелось уйти подальше. Несколько раз по дороге он слышал, как из прихожих ему говорили: «Мы тебя убьем. Мы отрежем тебе яйца. Мы выколем тебе глаза». В первом же открытом магазине он купил бутылку можжевеловой и выпил ее тут же из горлышка, томимый жаждой, которую вот уже два года не мог утолить. Потом заперся в своем кабинете и продолжал пить безостановочно, пока Эвита не исчезла из его галлюцинаций и другие, более страшные тени не свалили его на пол в лужу мочи и кала.

На сей раз его спасли уборщики помещения. Телесные его немощи были столь серьезны, что врачи лишь через шесть месяцев смогли выписать его из больницы. Волей судьбы, когда он, выздоровев, вернулся в свое «Трансамериканское агентство», где тогда жил, кто-то подсунул ему под дверь запечатанный сургучом конверт с лаконичным текстом: «Близится твой час. Отряд Мести».

В отчаянии он вышел на улицу раздетый, без сорочки. Начиналась осень, лил немилосердный дождь. Писательница Тунуна Меркадо, обычно гулявшая со своей собакой поздно вечером, наткнулась на него на площади Родригес-Пенья.

— Я думала, что это человек, сбежавший из дома умалишенных, — рассказывала она мне много лет спустя. — Я подумала, что это может быть только несчастный безумец. А потом узнала его по фотографиям в газетах. Он побежал прочь, к памятнику О'Хиггинсу, и остановился у подножия, скрестив руки на груди. Я услышала, как он кричит: «Почему они не приходят сразу меня убивать? — И повторяет: — Почему они не приходят?» Я не понимала, о ком он говорит. Стала озираться кругом. На площади никого не было. Тишина, молочный свет фонарей. «Чего вы ждете, сукины дети? — снова закричал он. — Убейте меня, убейте меня!» Вдруг что-то в нем надломилось. Он расплакался. Я подошла к нему спросить, не нужна ли ему помощь, не хочет ли он, чтобы я вызвала врача.

Тунуне всегда было жаль людей, которые живут на этой площади, под открытым небом. Она уже хотела пойти просить помощи у ночных сторожей, как вдруг на площади появился лысый человечек с орлиным носом и мушкетерской бородкой.

— Это был Сифуэнтес, — сказал я. — Альдо Сифуэнтес.

— Возможно, — сказала Тунуна, которая слепо доверяет своим эмоциям, но не доверяет своим пяти чувствам. — Лысый человечек искал Полковника. С невероятной нежностью он сказал бедняге: «Пошли, Моори. Тебе тут нечего делать». «Не упрашивай меня, Мальчик-с-пальчик, — взмолился Полковник. Меня удивило, что такой грубый, скотского вида человек называет героя моих детских сказок. — Я хочу умереть». Друг накинул на Полковника какую-то шаль и почти насильно, обхватив за плечи, повел его к машине. Я еще долго стояла там, под дождем, и в ту ночь не могла уснуть.

Самоотверженно, безотказно Сифуэнтес исполнял роль поводыря при Полковнике вплоть да кануна его смерти в 1970 году. Есть люди, которые без видимой причины опекают других с нарочитым милосердием, как если бы забота о чужих людях помогала им искупить собственные прежние заблуждения и неисполненный долг. Сифуэнтес отдавался делу милосердия, не щеголяя этим. В своих мемуарах он уделил этой теме один скупой абзац: «Моори Кёниг был моим братом по сродству душ. Я хотел его спасти, но не сумел. Он попал в беду по причинам, оставшимся неясными. Его семья распалась. Ясность его ума омрачилась. Многие говорят о его пьянстве, мелких интригах и обманах. Для меня же имели значение только его сны».

Вот я и решил, что последний эпизод этой истории должен быть порождением сна.

Как я уже говорил, Полковнику почти каждую ночь снилась луна. Он видел себя идущим по белым, растресканным пустыням Моря Спокойствия, над которым сияют шесть или семь зловещих, грозных лун. Во сне он чувствовал, что ищет что-то, но всякий раз, как он видел вдали какой-нибудь выступ, неровность почвы, иллюзия рассеивалась прежде, чем он достигал того места. Такие картины пустоты и тишины оставались в его сознании на долгие часы и исчезали только с первыми глотками можжевеловой.

Когда стало известно, что три астронавта НАСА собираются высадиться на луне, Полковник с облегчением подумал, что этот его повторяющийся сон потеряет право на существование — как все сны, которые, неотвязно преследуя человека, в конце концов проявляются в каком-то уголке реальности, — и тогда у него появится свобода видеть другие сны. Они с Сифуэнтесом решили смотреть по телевизору последние часы долгого космического полета. Итак, в воскресенье вечером они уселись перед телевизором, заготовив стаканчик с костями, чтобы игрой скрасить ожидание, и запас сигарет. В передаче было слишком много кадров из центра управления в Хьюстоне и интервью с техниками, направлявшими летательный аппарат. Эти отступления нагоняли на них сон.