Михаил Садовский - Ощущение времени

Серый — нет. Это уже болезнь…

Лысый. Додик представил его крепкую высокую фигуру… лицо с чуть опущенными щеками и прозрачные голубые глаза. — Ммммм, — он даже замычал вслух и покрутил головой… нет. Зачем ему? И он, хоть писать не умеет и, конечно, искалечил себя… вернее, его Варвара искалечила этой погоней за пером Жар-птицы… Нет. Не похож он на стукача… Додик даже усмехнулся: «похож на стукача!» Надо ж придумать такое… Да полстраны стучит!.. Нет. Лысый, нет. Никак у него не получалось подумать хоть про кого-нибудь такое! Зависть? Конечно, он завидует… наверное, всем, кто рядом с ним… пусть они печатаются меньше, и заработки у них не те, и погоны не генеральские, да на листе бумаги они маршалы… уж на это его хватает, чтоб честно признаться, наверное, только… не может же он так раздвоиться? А если может?! А если Варвара… но вдруг он всё же думает, что я ему в родственники — своего не станет топить?! Э… а Варвара? Вот где разгадка — ей-то и надо меня утопить, чтобы «туда», а не в родственники!.. Нет. Лысый не пойдёт на такое… а если…

И вся карусель вопросов и недоверия начиналась снова.

Иванов! Да какого чёрта! Иванов же предлагал ему помочь напечатать повесть… неважно, где… здесь всё равно не пробить… Неважно? А если он нарочно предлагал? А? А если и Лысый предлагал написать предисловие… — он почувствовал, что ему нечем дышать в буквальном смысле, и выскочил на площадку. Здесь двое курили возле двери, стоя напротив друг друга, прислонясь спинами к стенкам тамбура.

Додик уцепился за железные прутья, оберегавшие дверное окно с другой стороны тамбура, и прижался лбом к его мутной прохладной поверхности.

— Вась, твою мать, — продолжился сзади разговор, — я ему говорю: — Хрен с тобой, Гостюхин, ну, махнул я пару раз налево! На тебе четвертной с моих трудов и заткнись, — человек затянулся и замолчал.

— Ну? — процедил второй.

— А он, сука, денег не взял и к Баранову попёрся… это директор у нас новый! Понимаешь?

— Понимать-то понимаю! А вот какая тварь настучала, ты мне скажи, а? Вась, ну скажи, скажи? Не можешь! То-то и оно, а он, может, с тобой водку хлестал вчера на те же деньги, сука.

— Да, Мишка… хреновая штука получается… надо опять искать место… тут уж не житьё… теперь на свои сто десять без приварка-то!.. — он сплюнул и замолчал.

— Какой же ты водила без левака? — всерьёз раздосадовался Мишка. — Это крест… вот я… — начал он тоном выше, собираясь видно в долгую дорогу новой истории, но Додик уже его не слышал… он снова свернул на свой круг и начал опять медленно брести по нему: «Кто»?..

Дверь ему открыл сам Николай без всяких: «Кто там?». Он постоял в открывшемся створе несколько секунд неподвижно, потом поманил Додика внутрь всей ладонью, как бы подгребая к себе, а когда тот переступил порог, Николай сграбастал его и крепко прижал к себе, ничего не произнося, и только тёрся щекой о его щёку.

— Додик! — будто пропел он наконец, чуть отстраняясь.

— Извини, Николай, я с пустыми руками! Так получилось… вот бутылку только прихватил по дороге… — обычно все отъезжающие из столицы волокли в любую точку, куда бы ни направлялись, авоськи или чемоданы, благоухающие пряными добавками колбас, копчёной рыбой, апельсинами или ронявшие кровавые капли недостаточно хорошо упакованного мяса.

— Вот это сюрприз! — Николай никак не отреагировал на извинения. — Ну проходи, проходи, гость дорогой, столичный! — театрально проговорил он и посторонился. — Вот уж уважил! Уважил! — было видно, что он радуется искренне и сам получает от этого удовольствие… друг приехал! И так кстати подоспел!

— Неужели чей-то день рождения? — растерялся Додик. — Ленкин?

— Да не-ет! Какой там! У неё же в декабре! Забыл… ты всё забыл, старый пёс… а ты-то всё неженатый, — с укоризной протянул он. — Ох, у нас тут такие девочки появились! — Николай буквально засветился.

— Молодец, Коля! Не стареешь, — откликнулся Додик.

— Ну, рассказывай! Я буду резать и жарить, а ты рассказывай.

— Коль, извини, в самом деле, не было возможности отовариться… как вы тут крутитесь?

— Не горюй! Не хуже столичного! Размах не тот, конечно, но… связи — везде связи, обком — везде обком, а там всегда подкрепиться можно, ну, выбор поменьше, но нам хватает, да брось ты об этом, рассказывай.

Но у Додика никак не получалось начать… конечно, он приехал сюда именно затем… Бессознательно, но определённо… пошёл прямо на вокзал после встречи с этим серым «мышом», как он его окрестил сразу «своего» Василия Ивановича, схватил билет на ближайший проходящий — четыре часа не дорога! И вот он здесь… но… не сразу, не сразу… Николай посмотрел на него и стал говорить без умолку… он всё понимал — знал, что просто так не приедет без предупреждения, без чемоданчика даже, только со своей привычной потасканной сумкой из неснашивающейся кожи, потёртой и протёртой по углам, с ремешком, из которого торчат в разные стороны нитки прошивки, и в которой всегда окажется несколько строф, и прочтёт их Додик ему с глазу на глаз за полночь, и не будет он спать потом долго, потому что всегда от его строк щемит сердце и комок подступает к горлу.