Валентина Мелисова - Исповедь восточной женщины

А вечером задумчивый, нежный голос в трубке: — Хабиби, ты меня не забыла? Я жду тебя, хабиби! С этим голосом я засыпаю. Как хорошо быть «хабиби».

И снова Москва. Это лето было таким жарким, но я не замечала ни изнуряющей жары, ни гроз, ни ливней. Я, как угорелая, носилась по Москве: получала паспорт, ставила визы, покупала подарки для многочисленной родни в Сирии.

Вверх-вниз по лестницам, с автобуса на троллейбус, с троллейбуса на метро. Утро, ночь — сутки прочь. Прочь кусочек моей жизни в первопрестольной. Когда-то теперь я тебя увижу, белокаменная красавица, давшая мне так много за 12 лет жизни здесь? Грустно, очень грустно прощаться.

1 августа 1994 года. Шереметьево. Меня провожают Танюшка и мама. Накануне ночь не спали. Мама плачет, а я уговариваю:

— Мамочка, ну, не плачь! О чем ты плачешь? Ну, была бы у меня приличная квартира в Москве, или жених-миллионер. Очнись, мама, ничего нет, ничего не жаль. Ну зачем так сказала?

У линии паспортного контроля останавливаюсь, поворачиваюсь. Мамино лицо не вижу, но знаю — плачет. И вдруг щенячья какая-то грусть переполняет душу: еще не поздно, стоит только повернуть … Реву, но решительно делаю шаг вперед. Прощайте! Пропадаю я.

В Дамаске +45,0 в тени. Рядом со мной Валид. Вижу, чувствую — счастлив, как, впрочем, и я. А вокруг масса народу.

— Это старший брат Вахид, это — младший Омар, это племянница Хайди, это младшая сестра Галя. Это, это, это …

Рябит в глазах, имена мелькают, как воздушные шарики — вьются, кружат над тобой, а не поймаешь. Пропадаю!

Едем. Дорога ровная, обсаженная цветущими олеандрами, кипарисами. Зелено, бьют фонтанчики. Очень интересная своеобразная архитектура. Дома многоэтажные, балконы застеклены матовым стеклом — от солнца, от посторонних глаз. Почему «глаз» — непонятно. Большой дом в 6 этажей, а в середине подъезд только в 2, почему?

— Потому что крыша 2го этажа куплена этим квартиросъемщиком, захочет — достроит еще, когда увеличится семья, захочет — со временем продаст.

В зеркале вижу настороженный строгий взгляд старшего брата. Вряд ли я им понравилась. Шляпа, платье с короткими рукавами. Держусь свободно, смело; разговариваю, глядя прямо в глаза. Не восточная женщина, нет!

Но любимый рядом, погладил руку, коснулся губами уха: — Хабиби!

Снова в зеркале строгий взгляд. Но меня тревожит совсем не этот взгляд, меня волнует встреча со свекровью. Какая она — маленькая восточная женщина, закутанная в черное? Ждет ли меня и как ждет, все-таки чужестранка.

Волноваться волнуюсь, но все равно любопытство берет верх. Верчу головой, разглядываю окрестности. На окраине Дамаска какой-то табор: мужчины в широких цветных балахонах, чалмах, женщины закутаны по самые глаза, голопузые грязные ребятишки — бедуины? — Да, это место их кочевья.

Сразу за городом пустыня. Желтые барханы, желтые каменные карьеры, маленькие поселения — 2, 3 домишка со скудной растительностью. Деревня? Ну и ну!

Чем ближе к северу, тем зеленее: вдоль дороги посадки кипарисов, сосен: вокруг деревень сады, виноградники, фисташковые плантации, огороды. Все тщательно ухожено.

Проезжаем 2 маленьких городка: — Хоме и Хому. На улицах многолюдно, непривычная речь, непривычная одежда.

В Халеб, город, который должен стать моим родным, приезжаем поздно вечером. Но нас ждут. Многочисленные дети, невестки, внуки.

Но я смотрю только на одну женщину. Маленькая, худенькая, в цветном шифоновом платье, спокойно и строго смотрит на меня. И я оставляю всех приехавших со мной, иду к ней, обнимаю и говорю: — Мама.

Дрогнули губы, заискрились глаза, целует и шепчет такое знакомое слово: — «Хабиби».

Я плачу и она плачет. Она — потому что боится, что мне тут не понравится и я увезу ее сына в Москву. Я — потому что всего боюсь. Но, глядя в ее глаза, вдруг понимаю: — Не пропала я, не пропала. Мне будет хорошо в этом доме.

Арабский дом. В нем я прожила 2 счастливых года …

Я сплю и мне очень жарко. Открываю глаза, осматриваюсь. Большая комната с очень высоким потолком и жужжящим вентилятором. Обставлена красивой новой мебелью; особенно мне нравятся маленькие изящные диванчики, обтянутые белой парчой. Красивая стенка, стеллажи с книгами, письменный стол, большая кровать, на которой я лежу, тумбочки, столики. А у трюмо! Духи, косметика, дезодоранты; в ящиках — одежда, обувь, все, необходимое для гигиены. Дорогой мой Валид! Это он, ожидаючи меня, отремонтировал комнату, заказал мебель — всю в розовых тонах, под цвет узора на обоях. Кра-с-и-во! Но его нет рядом. Это вечером свекровь строго сказала: