Эрика Леонард Джеймс - На пятьдесят оттенков темнее

Я встаю, на всякий случай, если его ладони начнут зудеть, очищаю наши тарелки и кладу их в посудомоечную машину.

— Гейл это сделает.

— Я уже сделала. — Я встаю и гляжу на него. Он пристально глядит на меня.

— Мне надо немного поработать, — говорит он, словно оправдываясь.

— Хорошо. Я найду, чем заняться.

— Иди сюда, — приказывает он, но его голос звучит нежно и вкрадчиво, а глаза горят. Я не колеблясь следую в его объятья, обнимаю его за шею. Он сидит на барном стуле. Он обнимает меня, крепко прижимает к себе и не отпускает.

— Все в порядке? — шепчет он, прижавшись губами к моим волосам.

— В порядке?

— После того, что произошло с этим мудаком? После того, что было вчера? — добавляет он спокойно и серьезно.

Я гляжу в темные серьезные глаза. У меня все в порядке?

— Да, — шепчу я.

Его руки еще крепче обхватывают меня, и я ощущаю себя в безопасности, заботе и любви. И это блаженство. Закрыв глаза, я наслаждаюсь его объятьями. Я люблю этого мужчину. Я люблю его восхитительный запах, его силу, его талант менеджера — его Пятьдесят Оттенков.

— Давай не будем воевать, — просит он. Целует мои волосы и вдыхает их запах. — Ана, ты пахнешь божественно, как всегда.

— Ты тоже, — шепчу я и целую его в шею.

Он слишком быстро отпускает меня.

— Мне нужно поработать лишь пару часов.

Я уныло слоняюсь по квартире. Кристиан все еще работает. Я приняла душ, надела свою футболку и спортивные штаны. Мне скучно. Читать не хочется. Когда я сажусь, мне тотчас вспоминается Джек и его мерзкие пальцы.

Я захожу в свою прежнюю спальню — в комнату сабы. Хосе может переночевать тут — ему понравится вид. Сейчас четверть девятого, и солнце начинает клониться к закату. Далеко внизу мигают городские огни. Красота! Да, Хосе понравится. Я лениво думаю, где Кристиан повесит мои фотопортреты. Что до меня, то лучше бы он их не вешал. Мне не очень хочется смотреть на собственную физию.

Возвращаясь по коридору в гостиную, прохожу мимо игровой комнаты и машинально трогаю дверную ручку. Обычно Кристиан держит ее запертой, но сейчас, к моему удивлению, дверь открывается. Как странно. Вхожу, чувствуя себя как ребенок, игравший в прятки и нечаянно забежавший в запретное место. Тут темно. Я щелкаю выключателем, и источники света, установленные за карнизом, освещают комнату мягким, приглушенным сиянием. Я помню его. Комната походит на материнское чрево.

В моем сознании оживают воспоминания о том, как я была здесь в последний раз. Пояс… Я морщусь при воспоминании о нем. Теперь он невинно висит в одном ряду с другими предметами на вешалке у двери. Я робко провожу пальцами по поясам, кнутам, хлыстам и лопаткам. Ух ты! Вот об этом мне и надо поговорить с доктором Флинном. Способен ли остановиться человек, уже привыкший к такому стилю жизни. Подхожу к кровати, сажусь на мягкие атласные простыни красного цвета и оглядываюсь по сторонам.

Рядом со мной стоит столик, на нем ассортимент палок. Так много!.. Неужели мало одной?.. Ну, чем меньше говорить об этом, тем лучше. А еще большой стол. Что он на нем делает? Мой взгляд падает на честерфилд, мягкий диван, и я пересаживаюсь на него. Это просто диван, ничего выдающегося — я не вижу никаких особенных приспособлений, колец, к которым можно привязывать руки. Оглянувшись, я замечаю антикварный комод. Мне становится любопытно. Что он там хранит?

Выдвигаю верхний ящик и ловлю себя на том, что у меня кровь стучит в ушах. Почему я так нервничаю? Мои действия кажутся мне недозволенными, словно я что-то нарушаю. Впрочем, так оно и есть. Но если он хочет жениться на мне, то…

Черт побери, что это такое? Набор причудливых инструментов — я даже не догадываюсь, что это такое и для чего они предназначены, — аккуратно выложен в ящике со стеклом. Я беру один, пулевидной формы и с ручкой. Хм-м… что ты ими делаешь? Я теряюсь в догадках. Четыре разных размера!.. Я поднимаю глаза.

Кристиан остановился в дверях и с бесстрастным видом смотрит на меня. Долго он так стоит? У меня такое чувство, будто меня поймали, когда я запустила руку в вазу с пирожными.

— Привет. — Я нервно улыбаюсь и знаю, что у меня вытаращены глаза и что я смертельно бледная.

— Что ты делаешь? — Он спрашивает мягко, но в его тоне чувствуется некий подтекст.

Вот черт. Он злится? Я краснею.

— Э-э… мне было скучно, и еще меня разбирало любопытство, — смущенно бормочу я. Он ведь сказал, что будет работать два часа.

— Очень опасное сочетание.