Семён Каминский - 30 минут до центра Чикаго

— Да, да, конечно, только она ещё не… — Андрей хотел сказать, что песня ещё не записана (ни одна из их песен не была студийно записана — существовали только пробные репетиционные записи, сделанные на бумбоксе в гараже у Дэйва), но тут его перебил откуда-то сзади знакомый размеренный голос:

— Нет проблем! Мы пришлём вам эту песню. Вас устроит в середине следующей недели? — И, потеснив Андрея, перед ведущим радиостанции появилась плотная фигура — это был не кто иной, как Илюша…

— Позвольте представиться: меня зовут Илиа. Я — менеджер группы. — Илюша протянул ведущему руку, и уж это рукопожатие состоялось, как положено: оно было по-деловому крепким, но ненавязчиво коротким, так как Илюша умел правильно рассчитать подобные вещи. Он успел обменяться со знаменитостью визитками и какими-то учтивыми словами — Андрей молча стоял рядом, совершенно ничего не понимая, — как со сцены загремела первыми аккордами следующая группа, и радиоведущий, откланявшись, исчез.

Илюша подхватил Андрея под руку и вывел на улицу:

— Андрюшенька, dear, надеюсь, вы не будете на меня сердиться? Я вмешался, потому что хотел вам помочь. I'm very sorry, my friend, я так виноват перед вами! Вся эта дурацкая историйка с police… О, там всё будет в порядке, don't worry, это полнейшая чепухистика… Но вы, вы так старались выполнить задание у нас в офисе… И у вас такой талант, такой замечательнейший ансамбль!.. Не возражайте: I owe you, я — ваш должник, и очень хочу вам помочь. Сколько может стоить запись этой песни? Да, да, в студии? I'll pay! Я всё оплачу…

— Привет! — задорно крикнул Андрей, отрывая дверь и пропуская в дом Фабрис. — Это мы!

Мама и папа выглянули из кухни, где уже заканчивалось приготовление обеда с расширенным ассортиментом русских блюд.

— Фабрис — это папа и мама, папа и мама — это Фабрис, — представил Андрей и провёл девушку в гостиную.

— О, сколько книг! — удивилась Фабрис, оглядывая комнату. — И все на русском?

— А что? Она — ничего… — сказал папа, помогая маме раскладывать тарелки в столовой и поглядывая сквозь проём в гостиную на короткий светлый сарафанчик Фабрис и на её глянцево-коричневые ножки.

— Петя, принеси, пожалуйста, бокалы, — приказала мама.

— Какие чудесные! — воскликнула Фабрис, разглядывая фигурки зверюшек и сувениры, стоящие на полках вместе с книгами.

— Вот это — русский медведь, по-русски: «мишка», — сказал Андрей, показывая ей старенького фарфорового олимпийского медведя.

— Мишька, — попыталась повторить Фабрис.

— Матрёшка, — назвал Андрей следующую фигурку.

— Ма-ти-рё-ши-ка… — протянула Фабрис.

— Ты знаешь, чёрненькие детки бывают очень симпатичными, — заметил папа, неся из кухни большую салатницу с винегретом. — Я вчера видел в магазине такую красивую девочку…

— Петя, про твоих девочек я уже достаточно слышала, — сказала мама, — а на столе нет ещё ни ножей, ни вилок!

— А вот это — «верблюд», — сообщил Андрей.

— Вер-би-лю… — старательно проговорила Фабрис.

На обед были приглашены Матвей и Тая (для разрядки обстановки, как сказал папа). Вскоре они приехали.

Когда сели за стол, Андрей стал накладывать в тарелку Фабрис разные блюда, одновременно — и не всегда правильно — объясняя, что входит в их состав. Фабрис блестела широко расставленными глазами и понимающе кивала головой, как будто взаправду пыталась запомнить все ингредиенты.

— Ну, что — водки? — решительно предложил папа, откупоривая литровую бутыль польского картофельного «Шопена». — Или вина?

— Йес! Вадка, вадка! — неожиданно отозвалась Фабрис, протягивая стопку.

После нескольких рюмок общаться стало полегче. Мама ни с того ни с сего поведала о трудностях преподавания в средней школе. Андрей пересказал подробности визита в полицию, язвительно изображая типа в штатском. Фабрис стала перечислять услышанные сегодня русские названия, из которых ей отчего-то особенно запомнился «верблюд», но произнести его правильно она не могла, как ни старалась.

— А ты говори просто: «верблядь» — и все дела! — шутливо посоветовал Матвей по-русски, и Фабрис неожиданно точно повторила сказанное им словечко.

Андрей и папа зашлись от смеха. Объяснить Фабрис причину их восторга оказалось невозможным.

В общем, всё прошло вполне прилично. Прощаясь, размякшая Фабрис невнятно поблагодарила родителей за угощение, и Андрей повёз её домой.

Вернулся он не скоро, но родители, Матвей и Тая всё ещё сидели за столом. «Шопен» закончился. Матвей бренчал на «Фендере», взятом из комнаты Андрея и перестроенном на семиструнный лад. Он извлекал из неподключённой к усилителю электрогитары дребезжащий вальсовый аккомпанемент — «ум-папа, ум-папа» — и рычал под Высоцкого (слава богу, это были не частушки!):