Эльмира Нетесова - Забытые смертью

Митьку выгнала из дома сестра. Среди ночи. Пьяная, схватила в охапку и выставила за дверь лишь за то, что посмел уснуть в ее постели. Не успев согреться — обоссал. Переночевав на чердаке, мальчишка попытался вернуться домой, но дверь оказалась на замке.

Хотелось есть. И Митька пошел на базар, пусть не поесть, хотя бы посмотреть на жратву. К полудню вовсе из сил выбился. Сел на тротуаре, поджав под себя худые грязные ноги, скинул кепчонку, решив перевести дух. Он прижался спиной к горячей стене дома и подергивался от голода и страха перед неминучей ночью. Пустит или нет в дом сестра? А если пустит — побьет до смерти или не приметит спьяну?

Мальчишка закатил глаза от страха, невольный стон сорвался с губ, по худым щекам ползли слезы. Он устал от жизни, которую еще не начал. Он смотрел на небо. Большое и синее. Где-то там, быть может, живут теперь, пригретые Богом, его родители. Может, видят его, может, скоро сжалятся и заберут к себе. Он их не помнил. Знал по рассказам сестры. Она говорила, что отец и мать умерли от голода, оставив ей в наказанье урода Митьку. И все просили не обижать его — калеку. Потому что и его Господь видит.

Митька так хотел увидеть Бога, что целыми днями смотрел на небо и просил пусть небольшой, но настоящий кусок хлеба.

Когда он оторвал взгляд от легких облачков, увидел, что вокруг него собрались люди. В кепке, которую он оставил на асфальте, полно денег. А какой-то мужик сует ему в руку стакан мороженого.

Сердобольная старушка, отломив кусок батона, подала Митьке. Он проглотил его тут же торопливо. И люди, охая и ахая, полезли в кошельки.

— Бедный ребенок. За что ему такая доля? — сетовали вслух.

— Где мать, отец?

— Умерли. От голода, — скрипнул Митька пересохшим горлом.

Рубли и трешки, звонкий дождь монет посыпался в его кепку. Митька рассовывал по карманам непрошеное подаяние. А оно текло рекой. Карманы распухли и отяжелели. А люди, жалея уродство и малый возраст, не могли пройти мимо Митьки, не положив в его кепку и свою толику.

К вечеру Митька еле дотащил мелочь до мороженщицы и, обменяв ее на бумажные деньги, немало удивился. Целую кучу денег заработал, не шевельнув и пальцем.

Мальчишка долго стоял возле стены, не зная, как ему поступить с деньгами, пока пожилая мороженщица не подсказала:

— Беги, дурак, домой, покуда тебя не ощипала блатная кодла. Они и деньги отнимут, и душу вытрясут.

Митька здорово струхнул и со всех ног кинулся домой. В знакомую дверь он заколотился обеими кулаками, боясь, что кто-то вот-вот нагонит, схватит за шиворот и отнимет подаяния.

Сестра, еле держась за стену, с трудом открыла Митьке дверь.

— Где тебя носит, зараза горбатая? — Отвесила затрещину, вогнала мальчишку в угол.

— Не дерись, тогда скажу, — шмыгнул сопатым носом и, подтерев его рукавом, задрал нос, глянул на кудлатую пьяную бабу, занозисто продолжил: — Я теперь богатее всех стал. И если прогонять станешь, любой меня к себе возьмет. И кормить будет колбасой с пряниками.

— Это за то, что ты их койки не только обоссывать, а и обсирать будешь? — расхохоталась та громко.

— А вот за что! — вытащил Митенька пригоршню денег, крепко сжатую в кулаке.

— Украл? — ахнула сестра, бледнея, и схватилась за полотенце.

— Нет, не украл! Заработал!

У Тоськи глаза на лоб полезли. Хмель как рукой сняло.

— Где заработал, как? — изумилась откровенно. И Митька решил помурыжить.

— Вначале чаю мне налей. Да сладкого, с булкой. А потом спрашивай, — сел к столу уверенно.

Тоська в удивлении рот раззявила, потянулась к деньгам. Но Митька сунул их в карман.

— Дай пожрать, — потребовал настырно. И, только наевшись от пуза, разговорился с сестрой за чаем. Признался, где взял деньги. Сказал, сколько их у него.

Тоська даже вспотела, пересчитывая деньги. Руки ее тряслись, как в лихорадке:

— Митенька, родный, да ссы ты мне хоть на голову, слова не скажу! Прости меня, дуру! Это до чего я тебя довела, кровинка горемычная! Христарадничать стал. Эх, жизнь проклятая!

— Чего воешь? Не я один! В городе полно побирушек. А я просто сидел. Не просил. Сами подали. Я у Бога просил. Хлеба. Он и дал…

— Я ж на фабрике за месяцы столько не зарабатывала, сколько ты в один день принес, — призналась Тоська.

— Брось пить. Если б не это, нам хватало бы на хлеб, — одернул Митька.

— Зато теперь у нас на все хватит…

— Водку не покупай. Не то больше ни копейки не отдам, — пригрозил мальчишка на будущее.

Но Тоська не удержалась. И к вечеру набралась так, что снова уснула на полу. Утром клялась бросить выпивоны. Не ругала Митьку за мокрую постель. Молча возилась у плиты и корыта. Митьке наскучило сидеть в доме, и он незаметно шмыгнул в дверь, пошел на кладбище навестить могилы отца и матери. В переполненном трамвае доехал «зайцем» до ближайшей остановки и поплелся знакомой дорогой, загребая пыль босыми ногами.