Эльмира Нетесова - Забытые смертью

Ованес и не ждал, что мальчишка прибежит к нему. А он хотел узнать, ему ли куплен велосипед и насовсем ли?

Он ухватил Петровича за шею, прижался щекой к небритому виску:

— Ты такой добрый, лучше Деда Мороза. Как хорошо, что я тебя нашел. Ты мне один за всех. Самый большой праздник и подарок…

А вечером, умывшись и переодевшись во все чистое, они пошли в гости к соседям.

Пока ребятня веселилась около елки, Петрович с Валентиной разговорились на кухне.

— Где хозяин, давно ли без него маетесь? — глянул Ованес в усталое лицо женщины.

Та ответила, не задумываясь:

— В тюрьме он.

— И много ему еще осталось?

— Столько же… Прямо с войны в Магадан отправили. На раненья не посмотрели. Он контуженным в плен попал. Без сознанья. Бежал. И не один. Их восемь человек было. К своим пробрались. До Берлина дошли. До самой Победы. Там и вспомнили про плен. И за то, что выжили они. Вместо награды — в зону отправили. Восемь лет прошло. За что мучается? Да еще опозорили. Лишили званий, наград. Ну это уж ладно. Не отнимали бы здоровье…

— Вы к нему ездили на свиданье?

— Конечно. И здесь мы остановились не случайно, сорвались из Ленинграда. Все ж тут рядом. Ездить недалеко. А там, у себя, совсем невыносимо стало. Меня на работу не брали, потому что муж в заключении. А жить на что? Дочке во двор не выйти. Моя родня отвернулась. Никто не помог выжить. Продали все, что было. И к мужу. Он и посоветовал в Якутию.

— Когда в последний раз с ним виделись?

— В ноябре. О вас ему Мария сказала. Муж обрадовался, что сосед фронтовик оказался. Не даст пропасть нам. Поможет, поймет…

Ованес согласно головой кивнул.

— Я ему говорила о сплетнях. Но муж у меня человек умный. Велел нам не опасаться пересудов и не сторониться вас. Держаться вместе, как на передовой. И помогать друг другу. Он сказал, что война еще идет. Но и она не вечная. Скоро конец будет…

— Вы в войну поженились?

— Да. Он Ленинград защищал. А когда блокаду сняли, вместе со своей частью пошел дальше воевать. Я с грудной дочкой осталась. Ждала его с войны. В беде, пока голод людей косил, все держались друг за друга. Чуть отлегло, научились кляузы, доносы строчить. И на меня самая близкая подруга написала в органы. Мол, в войну аморально вела себя. Всю семью перетряхнули чекисты. Начиная с прадедов. Не за что им было зацепиться. А тут — плен. Но не я, муж попал. И пока они не спохватились, добровольно убежали из Ленинграда. Пусть в Якутию. Но не за решеткой, не в зоне. На воле живем. Что до людей здешних, так они дальше сплетен не идут. Это пережить можно. Лишь бы не кляузничали. Нам важно своего дождаться, — вздохнула Валентина и, подперев щеку кулаком, продолжила: — Тут мы не единственные, кого беда из дома выгнала. Тоже лучших времен ждут. Наступят ли? Доживем ли до них? — выкатилась слезинка.

Ованес тоже приуныл. Он шел сюда с совсем иными намерениями. Думал семьей обзавестись. Оказался ненужным в качестве хозяина. Здесь его воспринимали вовсе не так, как хотелось и мечталось.

О себе он ничего не рассказал соседке. Та и не спрашивала. Не хотела бередить, а может, не осмелилась добавлять к своему горю чужое.

Дети, наигравшись вдоволь, пришли к столу. Застав взрослых в нерадужном настроении, удивились. Пытались растормошить. Но не удалось. И они снова убежали к елке.

Ованес вскоре ушел домой, разрешив Климу побыть недолго у соседей.

Всю эту ночь он проворочался в постели, пытаясь уснуть хоть ненадолго. И лишь под утро сон сжалился.

Утром он пошел на работу словно избитый. А в обед к нему прибежал Клим:

— Тетка Валентина просит тебя прийти, что-то случилось, наверно, у них. Плачет она. Руки трясутся. Машка не знает, что случилось. Сходи, какая муха ее покусала? Узнай, — просил мальчишка.

— Телеграмму получила. Из тюрьмы. Велят срочно забрать мужа. Значит, мертвого, — рыдала баба, показывая на зареванный бланк.

Ованес прочел.

— Зачем расстроилась? Видно, болен. Иначе сообщили бы, чтобы забрали тело покойного. Да и то, как я слышал, мертвых они не отдают, хоронят в зоне, забыв зачастую родию уведомить. Тут что-то другое. За живым едешь.

— Вы за Машкой присмотрите? — вмиг исчезли слезы с лица бабы. Поверила, успокоилась, ожила Валя.

— Конечно, — пообещал он уверенно.

А через три дня вернулась женщина домой с больным мужем. Его она привезла в повозке к самой калитке. И внесла в дом вместе с Петровичем.

Юрий был реабилитирован…

Он не мог встать на ноги. Ослабевший от голода и болезней, говорил с трудом и очень нуждался в уходе. Если бы не реабилитация, этот человек не дотянул бы и месяца. Живой труп… Он сам не верил в свалившуюся на него свободу и тихо, беззвучно плакал, по-детски беспомощно ловил руку жены, прося прощенья за доставленные заботы и хлопоты.