Эрик Сигал - Сильнодействующее средство

— Мне очень жаль, — перебил Реймонд. — Придется вам есть фантастические гамбургеры как-нибудь в другой раз.

Снова зазвонил домофон, возвещая о приходе к Реймонду первого ученика.

Джерри воспользовался моментом, сделал знак Изабель, и они быстренько двинулись к выходу. В дверях он напоследок еще раз успокоил не в меру заботливого отца:

— Не беспокойтесь, мистер да Коста. Доставлю домой в целости и сохранности.

Игроком Изабель оказалась довольно слабым.

Пропуская удар за ударом, она все больше смущалась. Не помогало и то, что ее тренером был Джерри. Не прошло и получаса, как она совершенно выдохлась.

— Айза, сегодня лучше закруглиться пораньше. Не забывай, ты впервые взялась за ракетку. Да и физически ты не в лучшей форме.

— Ничего не понимаю, — отдувалась она. — Я же бегаю каждое утро.

— Не бери в голову. Может, бегаешь, да не в том темпе. И пары месяцев не пройдет, как станешь из меня отбивную делать. Особенно если усвоишь мою реактивную подачу.

Без пяти двенадцать он сказал:

— Послушай, чемпионка, может, выпьем холодненького напоследок?

Изабель устало улыбнулась.

— Я уж думала, не предложишь.

… — Я понимаю, тебе нравится шокировать окружающих, изображая из себя идиота, — заметила она, когда они устроились за столиком на террасе. — Но все-таки, чем ты намерен заниматься, когда вырастешь?

— В том-то все и дело, Айза. Я уже вырос. Мой тренер, Пако Родригес, считает, что если я не буду валять дурака, то через пару месяцев меня можно будет выставлять на турнир профессионалов. Не думаю, что ты читаешь теннисные журналы, но прошлым летом в «Калифорния-теннис» был материал о моей победе на национальном юношеском турнире. Я пока еще не совсем готов играть наравне со взрослыми, но покрутиться с ними рядом, думаю, будет полезно. Там многому можно научиться.

— А как же твоя астрономия? — спросила Изабель. — Не хочешь ею снова заняться?

— А я ее и не бросал. Что я не учусь ни в каком заведении, еще не означает, что я не читаю от корки до корки все астрономические журналы или не хожу в планетарий. Иногда ночь напролет сижу за телескопом, созерцая фейерверки Вселенной.

— Со своим приятелем Дариусом? — спросила она, желая показать, что не забыла их предыдущий разговор.

По лицу Джерри пробежала тень. Взгляд уперся куда-то вдаль, и он тихо произнес:

— Нет, не совсем.

— А я думала…

— Это долго рассказывать. И я не уверен, что тебе эта история доставит удовольствие.

— А ты попробуй.

— Дариус Миллер учился на год старше меня в той же самой Манчестерской школе для одаренных детей. Он был математическим гением — уже в двенадцать лет напечатал первую статью в математическом журнале. И в том же возрасте давал фортепианный концерт в Центре искусств в Уолнат-крик. Представляешь, его даже пригласили выступить с концертом в Голливуде, там летом много чего такого устраивают. Но его родителям-ученым не нравилось, что он тратит время на музыку.

Джерри разволновался.

— «Пустая трата времени», — говорили ему. Представляешь? Это в двенадцать-то лет! Я был у него единственным другом. И вполне отдавал себе отчет, чем я завоевал расположение его строгих родителей. Мой отец был им по вкусу, да и сам я астрономией бредил. Вот они и радовались, что мы будем обсуждать красных гигантов и желтых карликов, вместо того чтобы — боже упаси! — тратить время на разговоры о девчонках или бейсболе.

Только я ведь неуправляемый. И на спорте помешан. С Дариусом, конечно, в теннис не поиграешь. Но мне удалось научить его кататься на роликах, когда он был у нас в гостях. Атлетом его не назовешь, но ему это нравилось. Он так вошел во вкус, что как-то упал и сломал руку.

Можешь себе представить реакцию его родителей. Они настолько взбесились, что запретили ему впредь со мной общаться. Даже на их территории.

Не могу сказать, что это я во всем виноват — хотя видит бог, свою долю вины я с себя не снимаю. Но незадолго до того, как ему исполнилось пятнадцать, Дариус покончил с собой. — Джерри печально улыбнулся. — Думаю, ему стала невыносима мысль о неизбежном старении.

Изабель содрогнулась. Не только из-за рассказа Джерри, но еще из-за той боли, какую видела в его глазах.

— Ты, наверное, чувствовал себя опустошенным, — прошептала она.

Он кивнул.

— И еще я разозлился. Очень. В школе почтили его память торжественной панихидой. Учителя наперебой расхваливали его таланты — какая потеря для науки и прочая подобная ерунда. Меня тоже попросили выступить. Вот глупость, да?