Клиффорд Саймак: Сильнодействующее средство

Утром должна начаться Операция Келли. В этом что-то есть, правда? Недаром же ее назвали именем Келли!

Он сидел в старом кресле-качалке на просевшем крыльце и снова и снова пробовал эти слова языком, но вкус их уже не был столь резок и сладок, как в тот раз, когда известнейший лондонский врач выступил в ООН с предложением назвать ее именем Келли, и никак иначе. Хотя, если подумать, в этом была изрядная доля случайности. Вовсе не обязательно "Келли". Это мог быть любой с буквами д.м. (доктор медицины) перед именем. Это мог быть Коэн, или Джонсон, или Радзанович — любой из врачей мира.

Он слегка покачивался в скрипящем кресле, и доски крыльца тоже поскрипывали в лад, и в сгущающемся сумраке слышались голоса игравших детей, которые пытались задержать последние драгоценные минуты уходящего дня, прежде чем их позовут ужинать и спать.

В прохладном воздухе чувствовался запах сирени, и в углу сада он мог различить белые гроздья рано расцветающего свадебного венца — того самого, что Марта Андерсон посадила для него и Джанет много лет назад, когда они только поселились в этом доме.

По тропке прошел сосед, в темноте было не видно, кто это, но тот сам окликнул:

— Добрый вечер, док!

— Добрый вечер, Хирам, — ответил старый доктор Келли, узнав его по голосу.

Сосед прошел дальше. Келли продолжал качаться, сложив руки на животе. Из дома доносился звон: Джанет на кухне убирала посуду после ужина. Немного погодя она выйдет и сядет с ним рядом, и они будут говорить, негромко и спокойно, как подобает старой любящей паре. Хотя вообще-то он не имеет никакого права оставаться здесь. В кабинете на столе ждет медицинский журнал, он должен прочесть его. Так много лекарств в наши дни, нужно следить за ними, хотя теперь вряд ли в этом есть толк. Наверно, в будущем мало кто будет нуждаться в лекарствах.

Хотя врачи будут нужны всегда. Всегда будут существовать глупцы, разбивающие машины и стреляющие друг в друга, падающие с деревьев и засаживающие рыболовные крючки в руки. И всегда будут дети.

Он мягко раскачивался взад и вперед и думал о детях, которые вырастают, становятся мужчинами и женщинами и тоже имеют детей. Думал о Марте Андерсон, самой близкой подруге Джанет, и о старом Коне Джилберте, самом большом скупце, когда-либо ходившем по земле. Он сухо усмехнулся, думая о деньгах Кона Джильберта и о том, что тот ни разу в жизни не оплатил счет. Но так было всегда. Есть такие, кто платит, а другие и не думают платить, и поэтому он с Джанет живет в старом доме, ездит в машине пятилетней давности, а Джанет целую зиму ходит в церковь в одном и том же платье. Хота, если подумать, какая разница? Ведь самая главная плата — не деньги. Есть такие, кто платит, и такие, кто не хочет платить. Такие, кто живет, и такие, кто умирает. И умирает независимо от своих поступков.

Для одних есть надежда, для других ее нет. Кому-то можно говорить об этом, кому-то нельзя. Но теперь все будет по-другому. И началось это именно здесь, в маленьком городке Милвилле, не более года назад.

Он сидел в темноте, наполненной запахом сирени, белыми вспышками свадебного венца и детскими голосами и вспоминал.

* * *

Было уже восемь тридцать вечера. Ему было слышно, как в приемной Марта разговаривала с мисс Лейн, и он знал, что она последняя из посетителей. Сняв белый халат, он с отсутствующим видом сложил его и устало бросил на кушетку для осмотра больных.

Джанет давно ждет его с ужином, но она не скажет ни слова. Все эти годы она не сказала ему ни слова упрека, хотя он иногда чувствовал, что она неодобрительно относится к его возне с пациентами, которые никогда не платят, даже не благодарят его. Не одобряла она и его ночные вылазки, когда вполне можно позвонить по телефону или дождаться утра.

Она ждет его с ужином и знает, что у него была Марта. Она спросит, что с Мартой. Что он ей ответит?

Он слышал, как вышла Марта, слышал стук каблуков мисс Лейн в приемной. Медленно двинулся к раковине, отвернул кран и взял мыло. Он слышал, как открылась дверь, но не повернул головы.

— Доктор, — сказала мисс Лейн, — Марта считает, что она выздоровела. Она говорит, что вы помогли ей. Вы думаете…

— А что бы вы сделали?

— Не знаю.

— Стали бы оперировать, зная, что это безнадежно? Послали бы к специалистам, сознавая, что те ничем ей не помогут, а ведь ей придется платить, и вопрос — сможет ли заплатить? Или вы сказали бы, что у нее не больше шести месяцев жизни, и отняли то маленькое счастье и надежду, что у нее еще остались?