Джон ОФаррелл - Это твоя жизнь

— В общем, Джимми, ты тут вроде бы развлекал почтенную публику, прежде чем тебя грубо прервали. Я уйду, пожалуй, а ты заканчивай номер. — И Билли повернулся к залу: — А потом мы с вами выясним, кто следующий кандидат на главный шок в его жизни!

Я слабо запротестовал, но Билли убежал, оставив меня одного в центре сцены. Я увидел, как улыбка исчезла с его лица, едва он вышел за кулисы, где ему дали полотенце, чтобы вытереть пот со лба.

Теперь я стоял перед обожателями Билли как приговоренный к смерти. Ладно, может, они не знают пока моей тайны, но скоро все выяснится и я стану всенародным посмешищем: фальшивомонетчик, который подделал славу.

— Помните, как Билли Скривенс восстал из мертвых? — будут говорить они друг другу. — Там еще был этот как бы юморист, который прославился, уверяя, что они закадычные друзья, даже сумел пролезть на телевидение и все такое, но он был последнее барахло, так и остался жалким ничтожеством…

— А, точно, а я и забыл о нем. Джимми… как его? Боже, ну и унылое было зрелище!

Вот какая известность ждет меня, когда истекут отведенные четырнадцать с половиной минут славы. Меня оставили на сцене исполнить последний ритуал над моей умирающей карьерой, и палач заставил меня рыть себе могилу на людях. Не найдя контакта с публикой в первом раунде, я был вынужден и во втором встать с ней лицом к лицу. Только теперь публике уже напомнили, что такое настоящий юморист.

— Хм, ну так, на чем мы остановились? — Я в замешательстве почесал затылок, и, странное дело, раздался слабый смех, скорее, пожалуй, из чувства неловкости и сострадания.

Что-то там о компьютерах, припомнил я. Зрители еще загадочно засмеялись — потому что, как выяснилось, покойный Билли Скривенс паясничал у меня за спиной. Что ж, это моя лебединая песня. Деревянным движением я снял микрофон со стойки. Я уже не жаждал любви публики. Пожалуй, я даже испытывал к ней смутное презрение. Мне так хотелось успеха, когда я выходил на эту сцену, но с тех пор, казалось, минули долгие часы. Теперь, решил я, плевать на все с высокой башни.

Первую шутку я пробурчал с равнодушной ухмылкой, даже не пытаясь скрыть безразличие. Но они засмеялись. Наверное, их рассмешила заносчивость юмориста, которую он выставлял напоказ. На бумаге эта шутка не казалась мне самой смешной из всего, что я сказал, но, похоже, моя манера как-то развлекла ее величество Публику. Я оглянулся, почти ожидая увидеть, что за моей спиной Билли Скривенс крадется на цыпочках, а может, принцесса Диана с Элвисом Пресли танцуют танго в глубине сцены. Но я был один. Все еще источая жалкую антипатию, я неохотно выдавил из себя следующую шутку, и они опять засмеялись. Теперь им, кажется, было со мной комфортно; их удивляло и забавляло, что я посмел им грубить.

Тут я впервые подумал, что вряд ли они способны сосредоточиться хоть на одном слове из того, что я говорю, они ведь знают, что Билли в любую секунду может подкрасться. Этим можно было объяснить мой первоначальный провал. Или этим, или тем, что я паршивый юморист. Но как бы там ни было, теперь напряжение пропало, они смеялись над каждой шуткой, взрываясь всякий раз, когда я нажимал кнопку. Реакция на одни остроты была больше, чем я ожидал, на другие меньше, чем они заслуживали, но я нащупал баланс. Я уже не касался ногами земли и вовсю крутил педали. Из меня выходил неплохой эстрадник.

Я сконцентрировался на позе ироничного равнодушия, которая, похоже, заставляла их реагировать на каждое мое слово. Зная, что впереди удачная кульминация, я уверенно сбавлял темп, чтобы заставить их секунду-другую подождать, прежде чем я снизойду с ними поделиться. Я чувствовал, что я тут главный. Могу заставить это море людей затихнуть по моей команде или вызвать волну смеха, которая ударит о берег. Номер я завершил под бешеные аплодисменты и скромно поклонился, слыша, как все больше зрителей кричат: «Бис! Бис!» Не желая испытывать удачу, я решил не исполнять довесок, который Билли предназначал на бис. Хотелось заморозить этот миг. На сцене я в безопасности, подумал я. Меня не посмеют обидеть при всех этих свидетелях. Сведение счетов начнется, когда вернусь за кулисы. Раньше меня приводила в ужас мысль о выходе на сцену, а теперь было страшно уходить. Я помахал публике рукой на прощанье и ступил из света во тьму. У меня не было ни оправданий, ни смягчающих обстоятельств, на которые мог бы сослаться. Я приготовился к тому, что сейчас мне скажет Билли Скривенс.

— Джимми, старина! — хохотнул он — с иронией, как я решил. — Прости, что я так с тобой, сукин ты сын, но ведь отличный вышел концерт, а? Нет, ты признай, ведь просто класс! — И он игриво ущипнул меня за руку, явно в восторге от того, как складывается вечер. — Когда ты вот так к дверям побежал, Джимми, это же сила, весь зал валялся! Ты-то и в страшном сне не думал, не догадывался, что все так повернется?