Вигдис Йорт - Преимущества и недостатки существования

Она поднимает бокал и выпивает до дна. Да, такова жизнь. Остальные следуют ее примеру и вспоминают понемногу о чем-то из тех времен, когда Ольга гуляла у моря.

Агнес стоит в дверях с поминальным тортом, высоко подняв блюдо. Белая марципановая глазурь, имя «Ольга», написанное темным шоколадным соусом, и темная рамка по краю. Ада идет следом с кофе, распространяющим по столовой возбуждающий аромат, который заставляет ноздри гостей дрожать.

— Кофе! — бормочут голоса, и чашки звенят о блюдца.

— Сначала песня, — говорит Нина и запевает «Чудесна эта земля». Девочки ловят ее просящий взгляд и подхватывают. «Могущественно небо Господне. Прекрасна песнь души-пилигрима».

Теперь раздаются еще пара стареющих дрожащих голосов в хоре: «Через прекрасные царства земные идем мы с песней к столу».

Когда все разъехались, когда Агнес и Ада сбежали с остатками торта вниз в укрытие в шхере, наступил один из тех одиноких вечеров, что напоминают утренние сумерки. Она допивает оставшееся в бокалах вино за покинутым столом, и ее охватывают сильные противоречивые чувства: она счастлива.

На Земле, на железном стуле, засиженном до ржавчины, на каменистых тропинках, где пробивается трава, примятая, побитая множеством ног. Медный сосуд с отколотыми краями на столе. Вещи, которыми пользовались многие, измененные и улучшенные. Проржавелые швартовые на набережной, молящие о понимании. Старая стеклянная бутылка, найденная во время отлива, с нее счистили налипшую грязь и поставили с цветами на лестницу, таким образом Нина наградила ее новой жизнью и владеет вдвойне. Всякая судьба просит об особой милости: выжить.

Свечи догорают, углы выметаются, и комната расширяется, поглощая лужайку. В определенные часы в ясных сумерках перед темнотой кричат пугливые птицы. Ночь наступает быстро или медленно, в зависимости от времени года, в голове гнетущая или легкая печаль.

Сантехник не лежит в кровати, задрав ноги, как на фотографии в газете. Он сидит перед входом в больницу в кресле-каталке, вытянув ноги вперед. Костлявые фигуры с катетерами, прикрепленными к рукам и носу, и с металлическим штативами, на которых висят капающие мешки, плетутся мимо.

— Вы хорошо выглядите, — говорит Нина, — две ноги.

— Да, да, — он кашляет и выуживает сигарету из нагрудного кармана, — давно так не выглядел.

У нее с собой кусочек торта имени Ольги Юхансен. Ему нравится. Он съедает немного и немного курит, на коленях у него целая стопка газет.

— Не так уж паршиво сидеть на солнышке в середине дня? А, Бренне?

Читать газеты в тишине и спокойствии вместе с людьми, с которыми иначе бы не познакомился, получать готовую еду, быть под наблюдением врачей, тем более что дома нет жены, которая могла бы ухаживать. Отпуск и перерыв в мыслях, и деньги по больничному капают. Бренне сухо замечает, что как частный предприниматель права на больничный он не имеет, к тому же не может вести дела в своей новой фирме с больничной койки.

— Все будет хорошо, — говорит Нина.

— Вы о чем?

Она запрокидывает голову.

— Все будет хорошо, — повторяет она, кладет несколько книг ему на колени и уходит. Книги в обложках, а имя жены стерто с титульного листа. Кажется, ему неинтересно, но когда она снова приходит через два дня, он сидит на каталке перед входом в больницу в стороне от остальных курильщиков в инвалидных колясках, одиноко укрывшись в тени большого дуба, чтобы резкий свет не мешал чтению, которым он так поглощен, что не слышит, как она его зовет. Она вынуждена подойти совсем близко и ущипнуть его за плечо. Стыдясь чего-то, он захлопывает книгу. Она принесла новых книг, в обложках, со стертой с титульного листа подписью, еще у нее с собой чертежи летнего домика и заказ фирме на проводку воды и канализации до лета. Он подавленно благодарит и объясняет, что едва может уложиться вовремя, ему нужно провести в больнице дольше обычного, поскольку дома помочь некому.

— Все будет хорошо, — говорит Нина. — Можете пожить у нас, в Грепане.

Дорога назад такая же прямая, как всегда, через поля, пахнущие цветами и летом, а может быть, даже прямее. К морю, простирающемуся впереди, призывно гладкому и блестящему, но в этот раз она едет не слишком быстро.

Звонит все тот же журналист из местной газеты и спрашивает, можно ли взять у нее интервью-портрет для субботнего приложения. Поводом является вновь открывшийся богатый традициями Грепан. Она не знает, что ей рассказать. Она никогда раньше не давала интервью. Субботнее приложение, за которое дерутся за завтраком и потом погружаются в чтение на все выходные. Оно дойдет до куда большего количества людей, чем скромное объявление, стоящее денег. В этом весь смысл, это, вероятно, возможность, от которой не стоит отказываться. Она может рассказать, как нашла дом, как она привела его в порядок, покрасив в более светлые цвета и повесив тюль, какими солнечными стали комнаты в солнечные дни, как они буквально вынуждают горожан, мучимых стрессом, подарить себе отдых среди будничной суеты и беспокойства, перенестись телом и душой в пансионат, располагающий к медленным мыслям и настоящим чувствам. Да, об этом она и может рассказать.