Вигдис Йорт - Преимущества и недостатки существования

Бригада «скорой помощи» забирает его на носилках, помощник едет вместе с ними. Служебный автомобиль сантехника остается на парковке, стиральную машину тоже никто не трогает, несколько дней она лежит на гравии, приезжает местная газета и пишет о производственной травме в Трепане. Бренне сломал обе ноги и три ребра, в газете — его фотография в больнице с загипсованными ногами, поднятыми кверху, и перевязанной грудью. Фотография Нины тоже есть в газете. По чьему-то поручению приезжает фотограф, снимает стиральную машину и Нину, стоящую рядом, одной ногой на машине — она как раз собиралась завязать шнурок. Агнес тоже попала в кадр, может быть, они чересчур широко улыбаются, но это от волнения, не каждый день их фото публикуют в газете. И кроме того, никто не может не признать, что все в порядке, могло быть намного хуже. В последующие дни они получают кучу звонков и обращений, кто-то бронирует номер, кто-то хочет знать, можно ли отмечать в пансионате юбилеи, свадьбы и поминки. Эдмунд Юхансен, брат Ольги Юхансен, только что упокоившейся с миром в больнице в центре города, заказывает поминки с закусками и сладким в Грепане для тех, кто хочет помянуть покойную после отпевания в ближайшую среду в двенадцать часов в старой каменной церкви.

Она бежит по кладбищу. Трава под ногами сминается, газоны здесь непредсказуемо неровные, изгибаются, вздымаются и меняются день ото дня, час от часу, прорастают листья на буке, свежие цветы блестят, а земля вывернута, темная и влажная, и пахнет осенью даже по весне: вот я бегу, живая, а подо мной лежите вы!

День настает слегка облачный, острова парят, а море кажется воздушным. Она стоит за каменным ограждением и смотрит на пришедших, восемнадцать бледных мужчин в сером и женщин с палками и ходунками, рука об руку, с букетами цветов. Они здороваются, помогают друг другу подняться на пять ступенек, и вот, все зашли, Нина берет кремовый благодарственный листок от церковного служащего, на нем — фотография покойной, она держит у лица ребенка, видна только одна его ручка и круглая, гладкая щечка, прижавшаяся к морщинистой, покрытой пятнами коже покойной, взгляд у нее погасший, седые волосы, на лбу — глубокая морщина, напоминающая улыбку. Церковь узкая, холодная, темная, гроб — аккуратненький, маленький, белый, покрытый белыми гвоздиками, тюльпанами и ветреницей из темных лесов, расположенных под горкой от центрального прохода. Одинокая скрипка играет Баха, красиво, мысли воспаряют к зажженным свечам, к камням в кладке, к ярким, светящимся краскам витражей.

— Дорогие близкие покойной. Все, кто знал и любил Ольгу Юхансен. Мы собрались здесь сегодня, чтобы проститься с ушедшей от нас Ольгой Юхансен.

Священник говорит тихо. Старики наклоняются вперед, чтобы расслышать, потом сдаются, откидываются назад и сутулятся.

— Ольга Юхансен почила с миром в больнице нашего города. Давайте помолимся.

Он закрывает глаза, молится, и пока расслышавшие его слова складывают руки и собираются открыть рот, священник заканчивает молитву, и органист начинает играть псалом «Жизнь — это любовь», который прихожане должны петь вместе. Шуршат кремовые листки, полученные при входе, прихожане достают очки и натягивают их на нос. Губы шевелятся, но голоса не слышны, она различает собственный голос, он дрожит и надламывается высоко, словно она вот-вот заплачет, остается только скрипач, он касается четвертым пальцем самой темной струны, и звук отражает небо и распахивает двери, но все слишком быстро заканчивается, глухой голос священника возвращает их на землю и сужает жизнь Ольги Юхансен до сухой прозаической черты.

— Мы собрались здесь сегодня, чтобы проститься с дорогой всем нам Ольгой Юхансен. Она выросла здесь и работала все эти годы секретарем в почтовом банке и приняла Йоргена Хаттемакера в качестве своего царя Соломона.

Все, что было уникального, особенного и драматического в жизни Ольги, исчезло, потому что сейчас ее превозносит скрипучий голос священника, опустошающий не только жизнь Ольги, но и витражи, и старую кладку, языки пламени, все, в чем есть хоть капля поэзии, он высосал так, что остались только малоинтересные, тривиальные детали.

— Потом она купила красный дом у поворота, — монотонно продолжает он и быстро с неподвижным лицом упоминает общество сестер милосердия и хор, указанные в его шпаргалке. Бедняга наверняка уже отчитал три заупокойных службы за эту неделю, это непросто, понятно, и очень по-человечески, он такой человеческий, едва ли можно поверить, что его связь с Богом теснее, чем у остальных.