АНДРЕЙ ЛОМАЧИНСКИЙ: Газогенератор (Части 1-3)

Станция совсем рядом, поезд замедлял ход. Уже видны люди в окнах, а вот медленно проплыл последний вагон. В нём пацаны прильнули к окну, пытаясь разглядеть мелькнувшие в темноте людские фигуры. Деркачёв помахал им вслед, а потом попросил у рабочего фонарь и поднёс к нему банку. Мутная вода воняла креозотом, в ней плавали хлопья похожей на сажу чёрной гадости, чем мажут шпалы и рельсы. А на поверхности была отчётливая масляная плёнка. Не хорошее это место и для людей, и для комаров.

– Тут эдеса быть не может. Его личинка хоть и живёт в воде, но дышит воздухом. У неё как у пловца специальная трубка есть, только не на голове, а на заднице. Так вот масло эту трубку закупоривает и личинка дохнет. К тому же ветерок тут у вас… антикомариный.

Потом Сява долго втолковывал работяге какие условия подходят для комариных личинок. Мужик снял шапку, почесал затылок и сказал:

– Ну тогда, мил человек, твого египетского насекомого у нас нет! Крысы есть сколько хочешь, наши родные, и блохи есть, даже сверчки есть кое-где, а вот этого, извини, нету.

– Как нету?! Я два дня назад, на этой самой станции, своими глазами…!

– Не-е-е, то ты не у нас видел! Не у тоннельщиков. То у вентилляционщиков. Пойдёмте, я вас туда проведу.

Оказалось, что метро это не только тоннели. Это ещё и сложнейшая система подачи и обогрева воздуха. Частично эту функцию берут несущиеся позда, частично специальные механизмы. Работяга привёл группу к громадному колодцу венилляционной шахты, уходящей на десятки метров вверх. Вместо привычных кабелей вдоль стен здесь шли какие-то трубы и эти трубы были тёплыми. На самом дне шахты лежала решётка, а под ней в бетонных квадратных выемках стояла вода. Может эта вода натекала сверху, может где-то сочилась из труб, а может скапливалась конденсатом, когда тёплый воздух вырывался на мороз. Решетку подняли и Деркачёв зачерпнул этой водицы. Вода оказалась с заметным кориченевым оттенком и характерным болотным запахом. В ней бесилось множество мелких головастых червячков. Наконец червячки успокоились, собравшись на поверхности вниз головой. На каждой малюсенькой жопке была видна крошечная пушистая трубочка-трахея, которую эти головастики высунули на воздух.

– Эдес эгипти! – победно произнёс Сява.

Главный санитарный врач метрополитена срочно стал давать указания сколько сюда нужно кинуть отравы. Потом развернул схему венилляции и стал распоряжаться о том, чтобы протравить подобные места по всему метро. Ленинградской микронише египетского эдеса приходил конец. Деркачёв судорожно держал банку, прижимая её к самому сердцу – в ней бились последние дети комариных могикан. Всё, рабочее прикомандирование подошло к концу. Миссия выполнена, подполковник Тумко облегчённо вздохнул и дёрнул сержанта за рукав, мол пошли, нечего тут время терять. Профессор-энтомолог тоже особого научного интереса не высказал. Единственные слова, что он произнёс за всю «экаспедицию» было ёмкое «ты смотри!» и «надо же!», когда проносился поезд, и когда Сява нашёл личинок. Делу конец, все довольны, всезнающее КГБ можно успокоить простым рапортом: «не извольте беспокоиться, информация подтвердилась, очаги обнаружены и ликвидированы, профилактические меры внесены в план мероприятий, спасибо за сигнал и за содействие». Гляди и грамоту какую дадут, и благодарность по партийной линии, и отпуск летом, и бесплатную путёвку в санаторий в виде поощрения.

И лишь Сява не считал проявленное служебное рвение достаточным – ведь ему выпал единственный шанс «окультурить» эдеса. В том что он сохранит личинок живыми он не сомневался – это наиболее простая часть работы. Вырастить их в специальном аквариуме, потом дождаться окукливания и вылета, тоже дело не сложное. Даже накормить вылетевшую самку можно. Сложность – сам цикл. Чтобы комарики спаривались, а потомство получалось с приличным процентным выходом, словно цыплята на птицеферме. Вот тогда это называется технология разведения. Как на заводе – нажал кнопку, запустил механизм и получил продукцию – в данном случае сотни миллиардов голодных комаров. Просто же поддерживать несколько поколений насекомых в неволе называется не культивационной технологией, а лабораторным сохранением. Так вот даже такое сохранение – это головная боль и бессонные ночи.

Кстати сам Деркачев, пока возвращался с Тумко на кафедру, чуть не угробил всё начинаие. Прошлая то ночь у него была по-настоящему бессоннной, а в позапрошлую едва удалось глаза сомкнуть. Считай третьи сутки курсант на ногах. Вот он и заснул в метро. Сидячих мест не было, и Деркачёв мирно дремал в позе гиббона на ветке – ухватившись за блестящий поручень и изрядно провиснув на нём. Ему даже стал сниться какой-то яркий сон обравками. Тут пальцы его разжались, да как на зло сразу на обеих руках – и на той, что висел, и на той, что держала чемодан. Чемодан упал, а Сява, как пикирующий камикадзе, улетел носом в пышный бюст дородной дамы, что сидела напротив, зарывшись по уши в воротникового песца. Дама истерично завизжала, Сява опрянул, совершил замысловатый кульбит, но не удержался на ногах и плюхнулся на бочину своего чемодана. Банка лопнула, и комариных личинок спасло только то, что негерметичный пенопалстовый термос стоял в завязанном полиэтилленовом кульке, где и сохранилось довольно много воды.