Эльмира Нетесова - Последний шанс

С Варей Иван общался подолгу, вечера напролет. Она рассказывала много интересного о себе, про старика Василия Борисовича и о деревне. И вот так рассказала:

— Как-то пошла я за грибами с дедом. Уже не маленькая, а и не взрослая, лет восемь было, не больше. Дед пчел всегда уважал, а за грибами ходить не любил. Считал это занятие стариковским, ну, а себя дедом не держал, а только мужчиной. Тут же ну некому, кроме нас с ним. Вот и пошли в лес, в самую глухомань он меня завел. Кругом деревья громадные, вприжимку друг к другу растут, плечами облака подпирают, головами небушко закрывают. Вокруг лешачий мрак и уханье филинов. Страшно как стало, Ванечка. Не то идти, дышать боязно. Спотыкаюсь я на какие-то сучки и коряги. Все прошу деда назад в деревню вернуться, а он, ну, словно, глухим сделался. Идет, как лось, рога выставив. И все вперед, а там вовсе темно и никакого просвета. Я бежала за ним, сколько было сил. А потом заплакала. Дед услышал, оглянулся и вспомнил, что я при нем имеюсь, разрешил мне присесть передохнуть. Я так-то на пенек примостилась поблизости. Слышу, вокруг меня кто-то шипит, пищит, ворчит, в кустах тени мелькают. Жутко стало. Я заплакала, домой запросилась. А дедушка в ответ:

— Не поспешай в обрат с пустыми руками. Вот соберем грибов и воротимся.

— Дедунь, какие грибы? Тут даже поганки не растут, — говорю ему. А он усмехается. И велел к лесовичку-старичку обратиться, хлебушком угостить домашним, помощи попросить в его владеньях. Я так и сделала. Не прошла и трех шагов, как гриб увидела, красивый подосиновик, рядом белый гриб, чем дальше, тем больше грибов. Гляжу, корзина уж доверху. Оглянулась, вижу, дед гриб срезает. И тоже корзинка полнехонька. А рядом с Василием женщина стоит. Совсем моложавая, из себя пригожая. Вокруг головы коса короною и зеленая шаль на плечах, а кисти аж светятся, ровно из золота собраны. Я так и обомлела от удивления. Я никогда эту женщину нигде не видела. Среди деревенских таких красивых век не водилось. А дед грибы собирает. Согнулся в три погибели, чуть носом землю не пашет, а женщину вовсе не видит. Мне аж досадно сделалось. И не только мне. Та женщина из рукава платочек вынула, белый-белый, белее снега и слезы вытерла. С деда Васи глаз не сводила, а он ровно слепой сделался. И тогда меня досада разобрала и любопытство. Вздумала подойти к деду, указать на женщину, узнать, кто такая, почему плачет? Но… Пока я подошла, она куда-то делась, исчезла насовсем, будто и не было. Я аж заплакала от досады. Рассказала о ней. И только подошла к тому месту, где стояла она, глядь, платочек ее на траве лежит. Показала, тут Василий вмиг признал, да как закричит:

— Катюша! Свет мой небесный! Объявись хоть на миг!

— Горючими слезами человек залился. Всей душой плакал бедный. Но та женщина больше не появилась.

— А кто она была эта Катя? Признался дед? — спросил Иван Варю.

— Конечно, рассказал! Чудное стало там твориться. Дед, когда упал на землю, вода из его фляги вся пролилась на траву, мы и не увидели. А и деду, и мне пить захотелось. У Василия и вовсе душа запеклась. А тут глядь, совсем рядом ключ бьет, да такой чистый, холодный, мы напились, фляжку набрали, умылись, и будто народились на свет заново. Вот так-то рассказал он мне, что приключилось с ним в молодости. Катя была из богатой семьи. Была она единственной дочкой каретника. В те времена машин не было. А кареты стоили очень дорого. Не дешевле нынешних иномарок, и делал их ее отец только очень богатым людям. Катя была завидной невестой. И отец выбирал ей в пару человека достойного, на свой взгляд и понимание.

Понятно, что на нашего Василия он даже не смотрел, не обращал внимания. Ну, а Катя его любила.

— Как же они могли познакомиться? — удивился Иван.

— Всему виной каляды! Пришел наш Василий под Рождество Христово, вместе с гурьбой таких как сам, в дом каретника. Там их, понятное дело, встретили по обычаю. Угостили пирогами, кренделями, полные сумки гостинцев положили, каляда тоже постаралась на славу. Пели и плясали до седьмого пота. Славили Рождество Господа, желали хозяевам всяческих благ. А наш Катю увидел. Ох, и понравилась она ему Уж он с ней отплясывал. Целовал и обнимал. Той Василий приглянулся. Стала на свиданья к нему выходить. Через год попросил ее согласия стать женой. Катерина согласилась, и тогда наш пришел к ним в дом, просить у каретника руки его дочери. На колени перед ним встал, — вздохнула Варя и, помолчав, продолжила:

— Каретник, узнав, кто к нему пришел и зачем, рассвирепел как зверь. Велел нашего деда палками прогнать не только из дома, но и со двора. Катерину за то, что согласилась на замужество за Василия, побили и целый год держали в доме взаперти. А через год решили обвенчать с каким-то банковским служащим, престарелым, лысым мужичонкой, но зато он был богатым. Дед узнал о том от служанки каретника. И решил помешать венчанию. Собрал своих ребят. Стали они неподалеку от церкви, ждут, а кареты нет. Она так и не приехала. Оказалось, Катя по дороге попросила остановить карету возле лесочка. И пошла… Да так и не вернулась. Сколько ее искали, не нашли. Даже к нашему домой приходили. Весь дом перевернули, а бесполезно. Словно испарилась девка. Была и не стало. Месяц искали. Караулили возле дома деда, все кусты и ямы в лесу проверили, под каждую корягу заглянули. Ан тщетно. Так и умер каретник, не узнав, где его дочь и что стало с нею, — вздохнула Варя: