Иными словами, Стрелман увиливает — подсознательно, как от любого ночного кошмара. Обернись этот кошмар не фантазией, но реальностью — ну…
— Данные пока неполны. — Это надлежит всячески подчеркивать во всех заявлениях. — Мы признаем, что начальные данные, казалось бы, представляют, — не забывай изображать искренность, — ряд случаев, когда имена на карте Ленитропа вроде бы не имеют аналогов в фактологической базе, которую нам удалось собрать, согласуясь с его лондонской временной шкалой. То есть удалось собрать доныне. Мы располагаем главным образом именами, а не фамилиями, изволите ли видеть — э, иксами без игреков, так сказать, разрядами без граф. Трудно предвидеть, до какого такого «ныне» можно не останавливаться… А что, если много — пусть даже большинство — Ленитроповых звезд в один прекрасный день и впрямь окажутся сексуальными фантазиями, а не подлинными событиями? Маловероятно, что это лишит правомерности наш подход — как и подходы молодого Зигмунда Фрейда в старой доброй Вене: он столкнулся с подобным нарушением вероятности — с этими байками про «Папи меня изнасиловал», которые, возможно, были ложью с доказательных позиций, однако безусловной истиной — с позиций клинических. Вы должны понять: нас в ПИСКУС интересует весьма строго определенная, клиническая версия истины. На более обширную картину мы не притязаем.
До сего дня это бремя — на Стрелмане одном. Одиночество фюрера: он чувствует, как крепчает в лучах сего темного сотоварища: звезда его славы взбирается в небеса… но он не хочет делить ее, нет еще не пора…
Планерки сотрудников, его сотрудников, — бестолковее не бывает. Они вязнут в трясине бесконечных споров о мелочах — переименовать ли ПИСКУС теперь, когда Сдача Ускорена, и какую утвердить шапку на бланках, если нужна шапка. Представитель «Шелл-Мекс-Хауса» мистер Деннис Штакет желает отдать программу в ведение Группы Особых Ракетных Операций (ГОРО), придатком британского проекта по сбору ракет, «Операции „Обратная вспышка“», который базируется в Северном море возле Куксхафена. Каждый день приносит откуда-нибудь новую попытку реконструировать или даже растворить ПИСКУС. В последнее время Стрелману все проще впадать в режим «l’etat c’est moi» [146] «Государство — это я» (фр.).
— а кто еще тут работает? не он, что ли, склеивает это все, нередко — одной лишь голой волей?..
Пропажа Ленитропа, естественно, поставила «Шелл-Мекс-Хаус» на уши. На свободе человек, который знает все, что можно знать — не просто об A4, но о том, что Великобритания знает об A4. В Цюрихе советских агентов пруд пруди. А если Ленитроп уже у них? Весной они заняли Пенемюнде, и, похоже, они же получат центральный ракетный полигон в Нордхаузене — очередная ялтинская сделка… По меньшей мере три конторы, ВИЛМ, ЦАГИ и НИСО [147] Всесоюзный научно-исследовательский институт авиационных материалов, Центральный аэрогидродинамический институт им. проф. Н.Е. Жуковского, Научный институт самолетного оборудования.
, плюс инженеры от других комиссариатов, вот прямо сейчас — в оккупированной Советами Германии со списками персонала и оборудования, назначенных к переправке на восток. В сфере влияния ВЕГСЭВ Артиллерийско-техническая служба американских сухопутных сил и стадо конкурирующих с ней исследовательских групп деловито сгребают все, что под руку попадется. Они уже задержали фон Брауна и еще 500 человек, интернировали их в Гармише. А если Ленитроп у них?
К тому же, Кризис усугубляется дезертирствами: Ролло Грошнота снова приняли в Общество психических исследований, Паток открывает практику, Майрон Ворчен вновь на радио с утра до ночи. Мехико отдаляется. Эта Боргесиус исполняет свои еженощные обязанности, но поскольку бригадир разболелся (старый дурак забывает про антибиотики? Стрелману что, всё делать самому?), она уже нервничает. Само собой, Геза Рожавёльдьи работает по-прежнему. Фанатик. Рожавёльдьи никогда не уйдет.
Ну, в общем. Отпуск на море. Группа укомплектована из политических соображений: Стрелман, Мехико, Мехикова девица, Деннис Штакет и Катье Боргесиус. Стрелман нацепил туфли на веревочной подошве, довоенный котелок и редкую улыбку. Погодка небезупречна. Облачно, ветер ближе к вечеру нагонит мурашек. От автодрома за серыми стальными балками у променада несет озоном, с тележек пахнет морскими гадами и соленым морем. На галечном пляже не протолкнуться от семей: босые отцы, чьи пиджачные пары топорщатся белыми воротниками, матери в блузках и юбках, рывком выдернутые из камфорных грез длиною в войну, повсюду носятся дети в шортиках-юбочках, подгузниках, комбинезончиках, штанишках, гольфиках, итонских панамках. Сласти, кока-кола, мороженое, моллюски, устрицы и креветки с солью и соусом. Пинболы корчатся под руками фанатичной солдатни и их девчонок — все исходят английским языком тела, ругаются, стонут, когда яркие шарики грохочут по деревянной полосе препятствий сквозь дзыни, мигание, хлопанье флипперов. Ослы молвят «иа» и срут, дети туда наступают, их родители кричат. Мужчины утопают в полосатых шезлонгах, обсуждают дела, спорт, секс, но чаще всего — политику. Шарманка выводит увертюру Россини к «La Gazza Ladra» [148] «Сорока-воровка» (ит.).
(коя, как мы увидим позднее, в Берлине, знаменует взлет музыки, которым все пренебрегли, предпочтя Бетховена, не пошедшего дальше деклараций о намерениях), и без малых барабанов и звучности духовых она сладка, полна надежды, обещает лавандовые сумерки, павильоны из нержавейки, и все наконец возвысятся до аристократии, и любовь без никакой платы…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу