Гарри Гордон - Поздно. Темно. Далеко

Сержик был неточен, назвав Дольдика хозяином дачи, дача принадлежала теще поэта, Раисе Марковне. Раиса Марковна была филолог, и дочь ее Ида стала филологом, и зять ее в какой-то степени тоже филолог. «Что вы хотите, рабочая династия», — смеялась Раиса Марковна.

Прежде чем стать в некоторой степени филологом, Юра мотался по северам, плавал на сейнерах матросом и журналистом одновременно, с удовольствием нарабатывая биографию. Вернувшись в Одессу, он вступил в партию, по твердому убеждению, что заниматься литературой, бедствуя и злясь, бесплодно и неприлично. Коммунистический свой крест он нес среди друзей с достоинством, позволяя им слегка шутить по этому поводу. В партийной организации он слыл деятельным и принципиальным членом, к власти не рвался и был уважаем как профессионал.

Дача стояла над морем, у обрыва. Был небольшой фруктовый сад, где между персиками и яблонями торчали, ковыряниями Раисы Марковны, букеты сельдерея, кинзы, гладиолусов, львиного зева и маттиолы.

Каменный домик состоял из двух комнат и веранды. Дольдик бывал здесь наездами, по вечерам или в выходные дни, осенью брал отпуск и работал здесь в одиночестве.

Раньше всех пришла московская художница Надя, легкая блондинка, жена местного драматурга Важнецкого. Вместе с Идой они накрыли стол в саду белой скатертью, расставляли приборы. Раиса Марковна, сидя в шезлонге с книгой, поглядывала на них с удовольствием. Собирались сегодня без повода, под хорошее настроение.

Ида обернулась на стук калитки — по дорожке, обсаженной сиренью, шли Сержик с Машкой и незнакомый человек. Ида близоруко прищурилась, но гость не стал от этого знакомее.

— Это Кока, — представил Сержик. — Мой школьный приятель.

Машка закивала за спиной Нелединского и одобрительно показала большой палец. На белокожем лице Иды появилась розовая улыбка.

— Здравствуйте, — сказала она. — Сержик, ты как всегда слишком рано.

Сержик постучал пальцем по своим космонавтским часам.

— Все равно, — улыбалась Ида, — помогай теперь.

— А Машка на что? — удивился Сержик. — И где Юра?

— Он пошел купаться, сейчас придет.

— Пойдем и мы, — сказал Сержик.

Нелединский обрадовался, хоть купаться вечером ему не хотелось. Едва они подошли к обрыву, как над ним показалась лысая и свежая голова Дольдика.

— Я вас вычислил, — улыбнулся Дольдик, — вы друг Карлика. А знаете, — повел он за плечи гостей, — Карл сделал меня первым в городе поэтом.

— Как это? — не понял Нелединский.

— А тем, что уехал.

Было непонятно, шутит он или говорит серьезно. «Что за дурацкая манера», — про себя рассердился Нелединский, но вхолостую — Дольдик ему понравился.

— Давно из Москвы?

— Да я в Ташкенте живу, — извинился Кока.

— Вот хорошо, и в Ташкенте есть одессит, а то все Москва да Питер.

Гости собрались почти все сразу. Пришел Зелинский с женой, скромный человек с печальной улыбкой, интеллектуал, властитель дум и историк Одессы. Пришел популярный абстракционист, работник Музея западного искусства Мстислав Соколовский, пьяница и шарлатан, похожий на земского врача. Каждый уважающий себя дом имел хоть одну работу Соколовского, сделанную, впрочем, левой ногой.

Остепенившись, Соколовский полюбил Скрябина, устраивал в Доме ученых концерты цветомузыки, организовал клуб имени Чюрлениса, куда записал, с согласия и без, всех интересных людей Одессы. КГБ этот клуб охотно зарегистрировал.

— Мы с вами виделись, — ткнул Соколовский пальцем в Коку. — Вы тогда сомневались в подлинности нашего Маньяско.

— Теперь уже не сомневаюсь, — любезно ответил Нелединский.

Появился Важнецкий.

— Наденька, — поздоровавшись, сказал он, — я нашел здесь, рядом, на двенадцатой станции, прекрасную дачу. Хотят десять, но за восемь, я думаю, отдадут.

— Это с белым балкончиком? — спросила Надя, протирая бокал.

— Вот именно, вот именно, — обрадовался Важнецкий.

— Гамно, — сказала Надя.

— В таком случае, — не смутился Важнецкий, — мне нужна двушка. Сбегаю позвоню.

Нелединский протянул ему две монетки — вдруг провалится.

— Потрясающе! — вскрикнул Важнецкий и заглянул ему в глаза, затем раскланялся во все стороны и убежал. У калитки он столкнулся с Гасановым, Вениамином Вартанесовичем, лукавым ловеласом с седыми жесткими кудрями, главным архитектором города.

— Давайте усаживаться, — сказал Дольдик и предложил Коке сесть рядом. По правую руку Нелединского сел Сержик.