Уинстон Грум - Форрест Гамп

— Форрест, познакомься с Грурком. — И вводит его в хижину.

— Привет! — говорю я. Я вспомнил, что видал раньше этого парня в деревне. Грурк ухмыльнулся и кивнул мне, а я ему в ответ. Сью просто почесал себе яйца.

— Грурк предложил мне переехать к нему, — сказала она, — и я решила согласиться, ведь нам втроем тут тесновато, правда?

Я снова кивнул.

— Форрест. Я убедительно прошу тебя никому об этом не рассказывать, — сказала майор Фрич.

Интересно, кому бы я мог об этом рассказать, вот что мне интересно. Но тогда я просто кивнул головой, и майор Фрич собрала свои манатки и отбыла вместе с Грурком на его местожительство. Вот как оно было.

Так шли дни, месяцы и наконец, годы. Мы со Сью и майором Фрич работали на хлопковых полях, и я уже начинал чувствовать себя дядей Томом или как его там звали? По вечерам, после очередного шахматного разгрома Большого Сэма, я уходил к себе в хижину и мы еще немного сидели вечеряли с Сью. При помощи жестов, гримас и рычания мы нашли, наконец, общий язык, и я узнал историю его жизни, столь же грустную, как и моей.

Однажды, когда Сью был еще маленькой обезьянкой, они с родителями прогуливались в джунглях, и вдруг какие-то парни накинули на родителей сеть и утащили. Сью сначала жил с дядей и тетей, но потом они его вышибли за то, что он якобы слишком много ел и ему пришлось выживать в одиночку.

В общем, жилось ему неплохо, он скакал с дерева на дерево и ел бананы, но потом решил посмотреть, а что же делается в большом мире? И так он доскакал по деревьям до какой-то деревни, и тут его одолела жажда. Он подошел к ручью и стал пить, а тут вдруг подъезжает какой-то парень на каноэ. Сью каноэ никогда не видал, поэтому так и сидел, глядя на лодку. Парень к нему подошел, но вместо того, чтобы прокатить на каноэ, как думал Сью, трахнул его веслом по голове, положил в каноэ и потом продал другому парню, а уже тот привез его на выставляться в Париж.

Там был еще один орангутанг, самка, по имени Дорис. Это была самая красивая в мире обезьяна, так что не удивительно, что скоро они полюбили друг друга. Этот парень, что устраивал выставки, возил их по всему миру, и главной приманкой для зрителей было зрелище, как Сью и Дорис трахаются в клетке — в этом, собственно, и заключался смысл этой выставки. Это несколько раздражало Сью, но другой возможности заняться любовью просто не было.

Но вот как-то в Японии пришел другой парень и купил Дорис. Так что ее не стало. Сью так и не узнал, куда ее увезли, и остался один.

Поэтому у него изменился характер — он начал рычать и огрызаться, а когда его выставляли в клетке, он брал свое дерьмо и швырял его через прутья в зрителей, заплативших приличные деньги за то, чтобы посмотреть, как ведут себя орангутанги.

Так что этот парень скоро оказался сыт по горло таким поведением Сью и продал его НАСА. Вот так он оказался в ракете. Я могу понять его чувства из-за Дорис — ведь я тоже тоскую по Дженни Керран, и каждый день думал — где же она сейчас и что делает? Но в этом заброшенном Богом месте ничего нельзя было узнать, ни мне, ни Сью.

Между тем, наша хлопковая авантюра превзошла все ожидания: мы засевали поле за полем и снимали урожай, а хлопок складывали в построенные из травы сараи. Наконец, Большой Сэм сказал, что пора строить большую лодку — баржу — чтобы провезти хлопок мимо пигмеев и продать, чтобы заработать деньги.

— Я все точно рассчитал, — сказал Большой Сэм, — сначала мы выставим хлопок на бирже, продадим, а на полученные деньги накупим для моего народа все, что ему необходимо.

Я спросил его, что же такое необходимо его народу, и он сказал:

— О, старик, ну, всякие бусы, ожерелья, побрякушки, может быть, пару зеркал, портативный радиоприемник, ящик хороших кубинских сигар, и может быть, ящик-другой выпивки.

Вот такой бизнес мы должны были провернуть.

И вот как-то сняли мы последний в том году урожай, а Большой Сэм закончил строительство баржи, чтобы проехать мимо пигмеев в город, и накануне отъезда он устроил большую вечеринку, чтобы отпраздновать это событие и заодно отвадить злых духов.

Племя собралось вокруг костра, принялось скандировать «була-була» и бить в барабаны. Еще выволокли самый большой котел и поставили на огонь. Только Большой Сэм сказал, что это только «символический жест».

Мы сели играть в шахматы, как обычно, и должен признаться, что меня просто распирало от радости — да только дай нам подойти поближе к городу, и ищи-свищи! Старина Сью тоже понял в чем дело, потому что он ухмылялся, сидя у костра и радостно почесывал себя под мышками.