Но что было после этого! Из дальних пещер и подземелий, дико завывая, вдруг подули ураганные ветры. С крыш домов и с ветвей деревьев, с полей и из пустынь, с горных вершин и из-под копыт коров стали скакать яростно вопившие джинны. Потом весь этот шум и вопли слились в одном слове: «Бендер-ша-а-х!» Я и сейчас, несмотря на то что прошло столько времени, не могу вспомнить об этом утре без содрогания. Будто страшная, грозная птица вырвала город с корнем, подхватила его, понесла в своих когтях, а потом сбросила его вниз с головокружительной высоты. Меня словно парализовал какой-то летящий и гогочущий кошмар, я был не в состоянии даже шевелиться. Под нашими ногами словно разверзлась зияющая пучина. Люди в панике беспорядочно сновали туда и сюда, искали неизвестно что, искали источник и первопричину, а их-то и не было. Картины всего виденного, едва успев запечатлеться в голове, дробились на мельчайшие кусочки, и вместе с ними дробился мир. В тот день я видел Хамада Вад Халиму: он то продвигался вперед, то откатывался назад, словно спящий или мертвец, которым играют невидимые силы.
Среди картин этого кошмара мне запомнились женщины с непокрытыми головами, с лицами, осыпанными пылью. Они цеплялись за мужчин со скрученными за спину руками, которые были привязаны грубой толстой веревкой к седлу верблюда. На верблюде сидел солдат с винтовкой. Десятки людей преграждали ему дорогу. Потом раздался страшный грохот, все завертелось и смешалось, и из отдельных кусков сложилась целая фигура. Это был Бендер-шах в образе Марьюда пли, может быть, Марьюд в образе Бендер-шаха. Он словно восседал на троне этой сумятицы, словно держал обеими руками нити хаоса. Он был одновременно в самой гуще хаоса и над ним, подобно ослепительному, все испепеляющему лучу.
Мы были похожи на огромную стаю встревоженных птиц, которые с оглушительным карканьем разлетаются, слетаются, поднимаются вверх, стремглав падают вниз, кружатся вокруг друг друга. В то утро прошлое и будущее были повержены, и не было никого, кто бы предал их прах земле, кто бы их оплакал.
Да, конечно, было и другое. Был сосед Масуд, обладавший приятным голосом. У него был звонкий, чистый смех, напоминавший мне журчание ручья. И было время сбора фиников, как об этом говорилось в одном давнем рассказе, и их, как там описывается, везли на верблюдах и ослах, и был разговор между моим дедом и соседом Масудом и между мною и дедом.
Возможно, смысл этого события в моей жизни раскрылся бы со временем, но, проснувшись однажды утром, мы внезапно поняли, что ни в чем не уверены.
3
Я сказал Саиду, который раньше был известен под прозвищем Саид Сова:
— Говорят тебя теперь зовут Саид Накормивший Голодных Женщин?
Он засмеялся, напомнив мне этим чистым, простодушным смехом времена моего детства в Вад Хамиде, и ответил на своем бедуинском наречии:
— Это все старая бабка Фатума, да убережет тебя от нее аллах. Когда арак ударит ей в башку, она молотит всякую чепуху.
— А Фатума тоже пела на твоей свадьбе?
— Эх, брат Михаймид, в наше время деньги заставят петь любого, не то что Фатуму. Грех сказать, без денег можно заставить петь разве только пташек.
— И что же Фатума о тебе пела?
Подкручивая свои жидкие усики, которые так же не шли ему, как и непомерной величины чалма, еле державшаяся на его голове, он с гордостью ответил:
— Пропади она пропадом эта Фатума! Конечно, не нам судить о ее песнях. Только, добрый мой человек, о свадьбе, на которой не поет Фатума, говорят, что это не свадьба.
Я повторил свой вопрос. Саид произнес:
— Грех сказать, но брат закатил такую свадьбу, что в этом городе теперь и не вспоминают о свадьбе Зейна. Спроси любого, кого хочешь, тебе скажут: «Или свадьба, как у Саида, или ничего».
Свадьба Зейна была в свое время чудом. А то, что Саид Сова стал по прихоти судьбы зятем инспектора — еще большее чудо.
Саид продолжал:
— Аллах свидетель, народу было столько, что некуда ступить. Пришли целыми племенами. Каждому племени было определено свое дело. Заключили брачный договор в мечети. Имам сказал прихожанам: «Пусть все видят и слышат… Саид — наш самый любимый и желанный гость. Да не назовет его больше никто Саидом Совой».
Мне все не терпелось узнать, что же пела Фатума, и я опять повторил вопрос.
— Фатума, чтоб ей пропасть, — отвечал Саид, — поет куплеты, как будто читает по книге. Десять фунтов ей законная цена.
— О аллах! Неужели десять фунтов?
Читать дальше