Махджуб засмеялся:
— Ты здесь еще не то услышишь и увидишь.
В это время Саид вышел из лавки, держа в руках пачку сигарет. Он предложил их нам, и все мы, за исключением Махджуба, закурили. Саид сказал:
— Если уж Абдель-Керим Вад Ахмад стал богомольным суфием, Аз-Зейн превратился в знатную персону, а Сейф ад-Дин не сегодня-завтра станет депутатом парламента, то что же удивительного, если Саид Сова теперь прозывается Саидом Накормившим Голодных Женщин?
— Чудеса! — проговорил я, а лавочник Саид, у которого прежде было прозвище «Законник», продолжал:
— Добрый человек, нам долго пришлось бы объяснять тебе новые порядки в городе. Ты думаешь что? Вад Хамид все тот же Вад Хамид, который ты знал прежде?
Нет, я этого, конечно, не думал, но я все же не ожидал, что Саид Сова станет муэдзином. Вслух я сказал:
— А что стало с Сейф ад-Дином? Он снова отступился от веры или здесь что-то другое?
— Ты все еще живешь во времена Сейф ад-Дина? После Сейф ад-Дина у нас уже сменилось шесть муэдзинов. Сейчас, дорогой господин, мы живем в эпоху Саида Накормившего Голодных Женщин.
В разговор вступил Ат-Тахир ар-Равваси:
— Сейф ад-Дин уже давно как не имам. Он стал, как говорится, серединкой на половинку, одна нога в раю, другая — в преисподней.
— Как и все теперешние, — добавил Саид, — теперь все серединка на половинку.
Махджуб запыхтел, как верблюд в жару. Ат-Тахир промолвил:
— А ты, Законник? Тоже стал с этими нынешними или все еще упорствуешь, как Махджуб Леопард?
Саид замолчал на минуту: видимо, старое прозвище застигло его врасплох, потом сказал полушутливо, полусерьезно:
— Времена, когда были законы, аллах помянет добром. Сейчас сыновья Бакри называют меня Саидом Баламутом. Того, кто ищет правды в нынешнее время, зовут баламутом.
Махджуб добавил тем же тоном:
— Дай бог, чтоб сыновьям Бакри не поздоровилось на этом свете.
Я спросил Махджуба, что сделали дети Бакри. Он бросил:
— Спроси Саида. Он тебе скажет.
Во время этого разговора Абдель-Хафиз, что-то бормоча, совершал омовение. Когда позвали на молитву во дворе мечети, он тотчас вскочил:
— Совершим молитву, пока не поздно.
Я ждал, что же произойдет дальше. Махджуб тоже встал, опираясь на посох, ворча и вздыхая:
— Я тоже пойду домой. Уже ночь.
Саид прокричал им вслед:
— Не придете поужинать с нами, хотя бы ради гостя?
Махджуб пошел, словно ничего не слышал, а Абдель-Хафиз ответил издалека:
— Ужин не уйдет, а на молитву в мечети нельзя опаздывать.
Ат-Тахир ар-Равваси подошел и сел рядом со мной на диван. Некоторое время мы оба молчали. Я прислушивался к звукам ночного Вад Хамида: блеянию овец, мычанию коровы, реву быка, шуму деревьев, мелодии передаваемой по радио песни. Неведомо откуда, то затихая, то усиливаясь, доносились нестройные крики, и было неясно, то ли кого-то хоронят, то ли справляют свадьбу. Нельзя было понять, откуда эти крики доносятся — с южной или с северной стороны. Свет автомобильных фар приближался, становясь все ярче, и, внезапно вспыхивая, исчезал. С берега реки доносился шум водяных насосов, свежий ночной ветерок шелестел ветвями пальм. Лавка Саида, песчаная площадка перед ней, ночь, звезды — все было обычным, знакомым. Ат-Тахир ар-Равваси промолвил:
— Бедняга Махджуб постарел.
Саид обратился к нему из дальнего угла лавки:
— А ты, Вад ар-Равваси, отчего не стареешь? Ведь ты всех нас старше.
— Потому что сердце мое давно уже успокоилось. А у таких, как Махджуб и ты, сердца горячие, беспокойные. В наше время надо только стоять в стороне, наблюдать издалека и диву даваться.
Саид вышел и сел рядом с нами на диван. Я сказал Саиду:
— Все на свете ветшает, а вот этот диван не меняется.
Засмеявшись, Саид ответил:
— Ведь его делал Вад аль-Басыр, да помилует его аллах. Вот он и прочный, как железо. А современные вещи — одна труха.
Ат-Тахир сказал:
— А Махджуб со своим горячим сердцем нажил себе астму.
— Ей-богу, брат, все мы теперь стали не приведи господь! — добавил Саид. — Если не астма, то либо рези в почках, либо колики в желудке, либо больные суставы. Боже милосердный!
— А все потому, что не слушаете добрых советов, — возразил Ат-Тахир. — Я давно вам говорил, нужно принимать настой из верблюжьего сена и имбирь. Имбирь утром натощак, а верблюжье сено — перед сном. Еще хорошо выпивать каждый день стакан жидкого коровьего масла.
— Мы все лекарства испробовали, свои и иностранные, и все без пользы, — возразил ему Саид. — Делали уколы пенициллина с витамином, пили настой нильской акации и харджаля [42] Харджаль — название одного из видов лечебных трав.
, грызли чеснок и лук. Одни советуют «приготовьте настой хны», другие — «вдыхайте дым райского банана». Эх, добрый человек, что теперь говорить о здоровье!
Читать дальше