Освещенные сиянием славы Венди, сестры возвращаются к своим занятиям. К Венди подкатывает Линда.
— Как твои учительские дела?
— Нормально. Только работа нервная, — отвечает Венди.
Но тут в разговор вмешивается Энджи. Неприятности Десси в школе, вроде попытки устроить пожар (дело было еще в первом классе), наполнили Энджи ненавистью к учителям. Мало того, что выходных куча, так и сама работка-то для бездельников — черкай себе красными чернилами в тетрадках.
— Попробовала бы ты заработать на жизнь на настоящей работе, — вносит предложение Энджи.
— Слушайте слова мудрости. Говорит Большая Мама Кондуит! — иронизирует Венди.
Она говорит так только потому, что ее только что возвели в ранг сестры номер один. Но всеобщее одобрение в связи с доставкой воды, которая омывала трупы, уже миновало. Энджи почти готова к нападению. А настоящее нападение, по Энджи, это когда задействованы и руки, и ноги. Ну и иногда голова — ею можно сделать резкое движение в направлении носа противника.
Энджи поднимается с места и накидывается на Венди:
— Получи-ка работу, когда живешь здесь!
— Я жила здесь, Энджела, — парирует Венди.
Венди и Энджи занимают боевые позиции, но тут между ними вкатывается Линда. Тема мгновенно меняется.
— А маленький Линч у тебя еще учится? — спрашивает Линда.
Венди отвечает, не сводя одного глаза с Энджи. На всякий случай. От Энджи можно ожидать чего угодно.
— Еще как учится.
— А ты его еще не выгнала из школы?
— Если б могла, выгнала бы. Этот гаденыш меня до самоубийства доведет.
— Счас принесу крепкую веревку, можешь завязать петлю, надеть на шею и прыгнуть с лоджии, — говорит Энджи.
Звучит жутко, но все это только слова. Важен лишь тон, каким они произносятся. А в этом тоне слышится: «Проехали, забудем». Этот тон поливает все слова юмором, словно сахарной глазурью.
— Он же лапал тебя за сиськи! — встревает Донна.
— Да неужели? Это правда, Венди? — живо интересуется Энджи, внезапно становясь на защиту сестры, которая только что была в ее глазах врагом.
— Правда, — говорит Венди. — Его на три дня лишили права посещать занятия, вот и все, что он за это схлопотал.
Линда просит Венди рассказать сестрам, что выдала миссис Линч, когда мисс Коттон вызвала ее в школу. Венди надувается как может, стараясь приблизиться к габаритам миссис Линч (номер восемнадцать), и произносит голосом, очень похожим на голос миссис Линч:
— Он постоянно щупает мне буфера. Да что тут такого, пускай позабавится.
Все Девочки смеются, а Энджи расписывает, что она бы сделала с ублюдком (придушила бы), если бы он только попробовал вякнуть что-нибудь в ее присутствии.
— В наши дни люди не знают, как обращаться с детьми, — резюмирует Энджи и напускает на себя суровый вид. Однако все помалкивают — никто не хочет опять трогать чашу весов (а то ведь качнется не туда, куда надо) и упоминать молодого человека по имени Десси.
Линда говорит, что позволять мальчишке трогать грудь собственной матери подпадает под статью о сексуальных домогательствах. Даже если это делается для смеха. Джедди полагает, что социальной службе давно уже пора взяться за всю эту семейку. Давным-давно уже про них рассказывают всякие гадости. Якобы их младшая на самом деле рождена старшей дочерью. От отца семейства.
— Я всегда говорила, что с ними что-то не то, — говорит Донна. — Достаточно посмотреть, какие у них всех лбы. Извращенцы долбаные.
— Щупать грудь собственной матери — это вроде кровосмешения, — говорит Джедди.
Линда рассказывает, как она повстречалась с тем самым гаденышем на прошлой неделе у «парка с качелями». Линда возвращалась домой с тотализатора (в Донкастере в скачках на три тридцать имелась достойная «темная лошадка»), а мальчишка тут как тут. Школу, зараза, прогуливает. Торчит посреди тротуара, широко расставив ноги. Джон Уэйн засратый. Рыжие волосы и веснушки по всему лицу — этакая заблудившаяся галактика.
Когда Линда проезжала мимо, засранец пристроился вслед за ней и прокричал ей прямо в ухо: «Подтолкнуть есть кому, красотка?» — и попытался спихнуть коляску с лестницы. Но мудрая Линда включила тормоз с одной стороны, коляска крутанулась, и Линда заехала маленькому мерзавцу прямо в челюсть. Он шлепнулся на землю, будто побитая собачонка.
— Стоило ему встать, как я вертанулась в другую сторону и двинула ему по морде еще разок. Он опять шлепнулся, а веснушки его словно повисли в воздухе.
Читать дальше